Кредитные спреды и рейтинги кредитоспособности потенциальных заемщиков рушились на глазах. Финансовая вера человечества увядала. Распятие было весьма меткой тому метафорой.
– Не знаю. Посмотрим, Джейманн, – ответил я, почти не отрывая взгляда от своих четырех экранов. Его налитые кровью глаза задержались на мне на минуту, а затем он удалился к своему столу, где стояло еще больше мониторов, чем на моем.
Джейманн работал для Goldman Sachs, торгуя кредитными индикаторами – по сути, слепленными воедино наборами кредитных ставок на крупные корпорации, почти что ПИФы. На контрасте с миром акций цены в мире кредитов предопределялись не смутными интуитивными догадками об их будущей цене, но тем, насколько вероятной воспринималась корпоративная смерть. В мире кредитов были только похороны – ни свадеб, ни крестин младенцев. Делая ставки на смерть, мы были букмекерами-могильщиками, устраивая азартную игру вокруг того, выживет компания или нет.
Впрочем, аварийное состояние джейманновского индекса не было моей самой насущной проблемой. Моей проблемой были General Motors. И Southwest Airlines. И Ford Motor Company. Я посмотрел из-за своих мониторов на Чарли МакГэрроу, математика и выпускника Йеля, который торговал акциями авиалиний и автопроизводителей. Я был специалистом по количественному анализу у него в услужении, выстраивая изощренные механизмы ценообразования мудреных деривативов, которыми оплачивались наши бонусы. Я поддерживал бесперебойный поток данных, которые помогали составить нам представление об этом мире с безжалостной конкуренцией. Обычно в такие дни, как сегодня, Чарли был весь в пене от напряжения, выкрикивая ценовые предложения либо людям с нашего этажа, либо в гарнитуру своего телефона. Роб Джексон, его младший трейдер, сидел рядом с ним, занося операции в систему риска, чтобы их сумел переварить написанный мной код. Полученные модели ценообразования помогают трейдерам ориентироваться в этом нестабильном мире и проводить еще больше сделок.
Какова была стоимость обеспечения облигаций United Airlines всеми доходами и заимствованиями компании? Какую бы ерунду Чарли МакГэрроу ни говорил, он являлся маркет-мейкером для Goldman Sachs по части кредитов авиакомпаний. Брокер общественного мнения, он был для рынка одновременно посредником-агентом и укротителем львов. Чарли постоянно приходилось выдерживать давление неподконтрольных ему сил рынка – но он также и трансформировал рынок в соответствии со своими хищническими замыслами.
Вот уже два года Чарли делал ставки на крах анемичной американской автопромышленности и на смерть нескольких авиалиний. От того, чтобы сорвать колоссальный куш, нас всегда отделял какой-нибудь Ford Pinto, отозванный по причинам безопасности, или несколько месяцев высоких цен на самолетное топливо. Легко представить, какая саркастическая ухмылка появилась бы на бледном лице Чарли, если бы в его терминале Bloomberg мелькнула новость о том, что самолет United врезался в гору. Благодаря мне он мог бы с точностью сказать, сколько денег мы на этом сможем заработать. Но невзирая на углубляющийся кризис жилищного кредитования, авиационная и автомобильная индустрии оставались кредитоспособными. Самолеты благополучно летали, цены на топливо не поднимались, и никто даже догадаться не мог, насколько дрянной машиной окажется Pontiac Vibe, который выйдет в 2008 году.
Даже среди нескончаемых конвульсий страха и алчности, которыми были одержимы все на этаже, здравый смысл иногда давал о себе знать. Как павший на самое дно алкоголик, рассматривающий заляпанные рвотой простыни через марево очередного постзапойного похмелья, люди время от времени спрашивали себя: «Как я здесь оказался? Как я мог сотворить такое с собой? Где было все человечество?»
Я пришел в Goldman Sachs после пяти зубодробительных лет изучения физики по программе в Калифорнийском университете в Беркли. На тот момент моя стипендия выпускника, облагаемая налогом как доход, составляла королевскую сумму $19 000.
В 2005 году средняя зарплата в Goldman Sachs составляла $521 000 – в расчет брались зарплаты всех трейдеров, продажников, инвестиционных банкиров, секретарей, курьеров, чистильщиков обуви и мойщиков окон, упоминавшихся в платежной ведомости. Одна из немногих вещей, которые я взял из своей унылой берлоги вчерашнего выпускника, была книга Майкла Льюиса «Покер лжецов» – классика уолл-стритовской литературы, к которой я обращался за справками.
Чем я занимался, придя в компанию?
Я был специалистом по ценообразованию в отделе торговых операций по корпоративным кредитам в Goldman Sachs[4]
. Это означает, что я отвечал за моделирование и определение цены различных кредитных деривативов, которыми торговала крупнейшая в мире компания. До того, что такое дериватив, мы доберемся буквально через минутку. В Goldman Sachs намного важнее было не «что», а «кто».