Обезличенные (СИ)

Далее последовала еще одна нудная лекция, на время отодвинувшая мои планы. Я терпеливо выслушал коллегу и, не находя более поддерживающих слов, решительно распахнул дверь. Лестница, ведущая к выходу, выглядела вполне обычной, целой и крепкой. Однако, когда я шагнул на первую ступеньку, мне почудилось, что она завибрировала и немного просела под моим весом. Возможно, это сказывалось не в меру разыгравшееся воображение. Я в замешательстве обернулся и поймал на себе совершенно отрешенный взгляд моего излишне разговорчивого приятеля. Матвей неподвижно застыл в проеме двери и внимательно наблюдал за мной, все еще не решаясь составить мне компанию. От его присутствия мне стало откровенно не по себе, и я, наплевав на осторожность, рванул вниз, перепрыгивая ступеньки. Преодолев большую часть лестницы, я был уверен, что от выхода меня отделяет пара пролетов, однако сколько бы я не спускался, лестница послушно тянулась передо мной, добавляя ступеней и вгоняя меня в панику.

Глава 19.

«Чертова подсобка! — моталась в голове нецензурная мысль, — с виду собачья конура, как вообще в нее можно впихнуть такую прорву ступенек!»

Наконец, признав бесплодность идеи покинуть свою ночлежку, я остановился и устало привалился к стене. Мне все еще хотелось есть, от нехватки энергии перед глазами мелькали тени, а ноги отказывались выполнять привычные функции. Я решил подняться обратно, впрочем, больше не особенно надеясь на счастливое завершение проекта. Оказаться перед знакомой дверью у меня вышло гораздо быстрее, чем от нее свалить. Прошагав с десяток степеней, я уже распахивал непрочную створку, устало вваливаясь внутрь.

«О, нагулялся?» — поприветствовал меня Матвей, радушно улыбаясь. Вообще-то его улыбки здорово смахивали на шакалий оскал, но так было всегда и тревоги не вызывало.

Я не пожелал раскрывать ему секреты моих прогулок, вместо этого предложил где-нибудь подхарчиться.

«Ты чего, приятель? — весьма натурально удивился он, — вся прелесть нашего нынешнего существования в том, что теперь не нужно тратиться на харчи. Ну, мне во всяком случае так кажется. Чудесное чувство свободы, Гурий. Помнишь, как в универе я вечно таскался в ларек за шавермой? Мне казалось, что тетка в том ларьке просто не успевает ее готовить, чтобы подстроиться под мой неуемный аппетит!»

Матвей радостно заржал, находя свой беспрерывный земной жрач невероятно умилительным. Слушая ностальгические потуги бывшего сокурсника, я приходил к пониманию, что бестолку теряю время. Я не для того полз по ледяному нутру подземки, чтобы сейчас предаваться щемящим воспоминаниям, не имеющим ко мне никакого отношения.

«Пойдем прогуляемся, Матвей, — решил схитрить я, — развеемся, поглядим на местных красоток.»

При жизни Матвей был невероятно застенчив в отношении со слабым полом, и не обладая яркими данными, вечно подбивал меня на всякие уловки. Однажды ему удалось подцепить себе одну девицу, которая, вцепившись в него уверенной хваткой, навсегда отрезала ему пути к прекрасному и удивительному. Я рассчитывал, что любвеобильный недотепа, обретя свободу, не откажется от возможности развеяться. Матвей глухо усмехнулся и пожал плечами.

«Я видел местных барышень, и вряд ли я сейчас смогу отличить их от представителей сильного пола. Гурий, они все на одно лицо, неужели не заметил?»

Уловка не сработала, и я, подключив фантазию, принялся искать новые способы сбежать из чертовой каморки. Упрямое нежелание Матвея покидать ее стены наводило на разные размышления, от самых простых — психиатр опасался встречи с безглазыми уродами, до совсем неправдоподобных и пугающих — мой коллега не имеет на то возможности. Последнее предположение казалось наиболее разумным, учитывая мои собственные попытки.

Однако все в поведении и настроении Матвея говорило за то, что последнее обстоятельство мало его тревожит. Он оставался таким же разговорчивым и невозмутимым, как и в нашу первую потустороннюю встречу. По ночам он так же зависал возле окна, вглядываясь во тьму, а днем строил из себя доброго приятеля, во всем стараясь мне угодить. Во всем, кроме моих просьб оставить эти чертовы стены хотя бы на некоторое время. Матвею почему-то было необходимо мое присутствие в каморке, и он уже не скрывал этого странного желания.

«Ну скажи, чего ты забыл среди этого сброда? — добродушно повторял он, дружески укладывая на мое плечо раскрытую ладонь, — грязные вонючие уродцы!»

Больше никаких аргументов в защиту моего затворничества не звучало, а те, что становились достоянием гласности, рождали во мне глухое раздражение. Перспектива провести вечность в компании занудного Матвея вынуждала меня принимать решительные меры, однако до них дело так и не дошло, поскольку объект моего оправданного гнева однажды утром исчез, без затей растворившись во времени и пространстве.

Глава 20.