Обезличенные (СИ)

Старец вел меня унылыми тропами, попутно знакомя с целым перечнем правил проживания, в хитросплетениях которых я потерялся после первого пункта. Единственно, что я понял отчетливо, гораздо проще и выгоднее было бы оставаться по ту сторону реальности, ежедневно посещая скучные конторы и по выходным валяясь на диване. К моему немалому удивлению, разговорчивый дед привел меня к тем же лабиринтам, возле которых пару часов назад сгрузили меня туповатые местные. Остановившись возле одной из неприметных дверей, мой провожатый гостеприимно распахнул передо мной скрипучую створку и пригласил войти. Вместо ожидаемых комнат и коридоров, на меня пахнуло неземным холодом и, напрягая зрение, я рассмотрел в сумраке длинную извилистую лестницу, тянущуюся к потолку. Снаружи высота пристройки виделась незначительной, приземистой и крайне тесной, но так виделось только снаружи. Лестница, по которой я шел, казалась мне бесконечной, а на мои уточнения о конечной точке маршрута старое чудовище только вздыхало и принималось дребезжать что-то в высшей степени непонятное. Когда лестница, наконец, закончилась, я увидел перед собой еще одну дверь.

«Спасибо, Франц, можете идти!» — донесся из-за двери знакомый голос, и мой провожатый резво потрусил обратно. Я собрался последовать его примеру, но тут прямо передо мной возник обитатель очередного помещения, и коротко засмеявшись, пригласил меня входить и не стесняться.

«Вот уж никак не ожидал встретить тебя в этом Богом забытом месте, — гостеприимно пробормотал ведущий психиатр поликлиники Матвей, выглядевший в призрачном мире вполне осязаемо и обычно. — ну ты дал, приятель! Заставляешь заслуженных и знаменитых гоняться за тобой по всему городу! Где же твое хваленое воспитание, а, господин Грошик?»

«Ты говоришь о смотрителе?» — ляпнул я первое, что пришло в голову, от внезапности встречи растеряв все подходящие случаю слова.

Матвей весело рассмеялся, будто я озвучил что-то в высшей степени юмористичное и звонко хлопнул себя по коленям.

«Я вижу ты уже познакомился с этим старым дятлом, — радостно резюмировал мой недавний коллега, — и он уже наплел тебе о табели о рангах. Несносный тип, этот Франц. Он покинул грешный мир два столетия назад и с тех пор никак не может выйти из образа нудного коллежского асессора, или кем он был там, пару веков назад?»

Матвей откровенно веселился, наблюдая, как вытягивается мое лицо. В хорошем значении этого понятия, разумеется. По моим скромным подсчетам, ведущий психиатр явился за грань пару дней назад и не мог настолько осведомленно вещать мне о старожилах призрачного города. Так же обитатель тесной каморки не выглядел растерянным, подавленным, испуганным, словом, в его облике ничего не отражало ожидаемую реакцию на столь стремительные перемены. У меня даже мелькнула мысль, что мой бывший коллега еще не до конца осознал, что больше не является представителем мира живых. Тот, тем временем, бодро суетился в полумраке, демонстрируя мне яркие стороны гостеприимства.

«Располагайся, Гурий! — бормотал он, не переставая счастливо улыбаться, — это не пятизвездочный отель, но все же лучше открытого неба и асфальта!»

Я в замешательстве топтался на пороге, оглядывая мое новое жилище. Оно до отвращения напомнило мне комнатушку в студенческой общаге, где я жил во время учебы, а мое вынужденное соседство только подтверждало пугающее сходство. Тогда, в земной настоящей жизни, Матвей так же маячил перед глазами, стараясь быть полезным. Несмотря на его бессчетные напоминания об искреннем нежелании казаться навязчивым, Матвей был везде. Стоило мне на минуту отлучиться из вонючей кельи покурить, пожрать, прогуляться по улице, посетить сортир, Матвей тут же оказывался рядом. Правда, со временем его болезненная общительность плавно сошла на нет, а после окончания университета исчезла вовсе. Наши встречи, большей частью, ограничивались профессиональными вопросами и производственной необходимостью. Свидание с Матвеем после земного бытия вернуло меня в студенческие годы и много радости не принесло. Однако выбирать не приходилось, и я нерешительно протиснулся в тесную комнату, очевидно ставшую для меня посмертной обителью.

Мой новый сосед долго и со вкусом перечислял все то, что и без него было мне хорошо знакомо. Главной темой его восторженных бесед на протяжении первых полутора суток оставались безглазые обитатели потустороннего города. Мой коллега с таким восторгом предавался анализу поведения и социальной адаптации штопаных уродов, что уже через пару часов его лекций я пришел к выводу, что бывших психиатров не бывает.

«Матвей, — осторожно вклинился я в его речевые потоки, нащупывая почву, — как думаешь, что за странные шрамы покрывают их рожи и в целом, почему бы им не оставаться с привычной земной внешностью?»