Здесь снова постмодернизм продолжает устоявшуюся традицию модернизма. После писсуара Дюшана, Kunst ist Scheisse («Искусство – это дерьмо») стало подходящим девизом движения Дада. В 1960-х Пьеро Манцони закатал в консервные банки, наклеил этикетки, экспонировал и продал 90 банок собственных экскрементов (в 2002 году Британский музей купил банку номер 68 за 40 000 долларов). Андреас Серрано в 1980-е спровоцировал скандал своей работой
Итак, мы снова зашли в тупик: от остроумной провокации Дюшана «Наплевать на искусство» в начале века мы дошли до хулиганства Аллина «Насрать на зрителя» в конце – не слишком выдающееся достижение за целый век.
Будущее искусства
Золотая пора постмодернизма пришлась на 1980-е и 1990-е годы. Модернизм утратил новизну к 1970-м[361]
, и я предполагаю, что постмодернизм зашел в аналогичный тупик, когда мы спрашиваем: «Что дальше?» Постмодернистское искусство было игрой с ограниченным набором предпосылок, и мы устали от одних и тех же незначительных вариаций одного и того же. Шокирующие выходки стали предсказуемыми и повторяющимися и перестали нас шокировать.Так что же дальше?
Стоит вспомнить, что модернизм в искусстве появился в специфической интеллектуальной среде конца XIX века, и что он оставался верен своим изначально заявленным темам. Но для художников открыты и другие темы, и с конца позапрошлого века многое произошло.
Мы не узнаем от мира модернистского искусства о том, что средняя продолжительность жизни удвоилась с тех пор, как Эдвард Мунк оглушил мир искусства своим криком. Мы не узнаем, что болезни, от которых регулярно умирали сотни тысяч младенцев за год, были побеждены. И мы не узнаем почти ничего о повышении уровня жизни, распространении либеральной демократии и развитии рынков[362]
.Мы слишком хорошо знаем об ужасных последствиях национал-социализма и интернационального коммунизма, и современное искусство сыграло важную роль, не переставая напоминать нам об этом. Но мы никогда не узнаем от мира искусства не менее важный факт о том, что сражения со злом были выиграны и жестокость была побеждена.
И, вступая на еще более специфическую территорию, можно сказать, что если бы мы знали о мире только от современного искусства, мы бы не испытывали ни малейшего восхищения эволюционной психологией, космологией Большого взрыва, генетической инженерией и красотой фрактальной математики[363]
– и того потрясающего факта, что люди – этот тот самый вид, который стал причиной всего этого[364].Художники и мир искусства должны стоять в стороне. Теперешний мир искусства стал еще более изолированным, автономным и консервативным. Он утратил свою сенсационность, а для любого художника современного искусства нет ничего хуже, чем перестать быть сенсацией.
Не многие культурные явления можно назвать такими же значительными, как истинные достижения искусства. Мы все очень остро по себе чувствуем, как много значит для нас искусство. Мы окружаем себя искусством. Книгами и фильмами по искусству. Фильмами, которые мы смотрим в кинозалах и через интернет-трансляции. Стереопроигрывателями дома и музыкой на наших МРЗ-плейерах. Романами на пляже и для чтения перед сном. Посещениями галлерей и музеев. Произведениями искусства на стенах наших домов. Каждый из нас создает эстетический мир, в котором мы хотим жить. От искусства, присутствующего в нашей собственной жизни, до произведений, выступающих культурными и национальными символами, от плаката за 10 долларов до картины за 10 миллионов долларов в коллекции музея – мы все делаем серьезные вложения в искусство.
Мир готов к новому смелому художественному прорыву. Он может случиться только силами тех, кто недоволен высматриванием последних тривиальных вариаций текущих тем. Этот прорыв могут сделать только те, чье представление о смелости выходит за рамки экспериментов с отходами.