Объятье Немет (СИ)

Поднимаясь по лестнице, они молчали. Мать отослала старшую девушку, ждавшую, как и всегда, наверху, но дальше не пошла. Цепочки на пути в ее покои тихо покачивались, однако Меана Ти-це как будто вовсе забыла об этой дороге.

— Ты грустен. Я вижу. Что-то случилось с тобой? — спросила она; не подразумевая, на самом деле, вопроса.

Родители были проницательны каждый по-своему. Ати, однако, предпочел бы пять раз ответить отцу, нежели один, сейчас, матери. Не заговорить, однако, не мог. Потому, что она угадала, и потому, в том числе, что надеялся на ее совет.

— Я был позавчера в храме. Ты знаешь зачем.

Мать ждала: внимательно и, однако же, безмятежно. Сложно было сказать ей то, что он собирался сказать.

— Дочь военачальника Илу ушла первой, и жрецы назвали решение мне. Ей, верю, не говорили. Они предупредили, что, возможно… Брак не даст детей.

Мать подняла светлые брови. Камень диадемы, которую она надела по случаю помолвки, делал зелень ее глаз, потускневшую с возрастом, снова невыносимой.

— Дело в невесте?

Ати покачал головой.

— Они не сказали.

— Но ты думаешь, причина не в ней?

— Я думал, что, возможно… причиной — мое воспитание в храме. Пусть меня и забрали рано, я все же провел там достаточно времени. Я спросил, в этом ли дело.

— А жрецы?

— Ответили, что дело не в том.

Ати вспомнил лицо Улинат и вновь ощутил печаль. Ему не хотелось, чтобы она была несчастна, а женщине, понимал он, бездетность может принести горе.

Собравшись с духом, он продолжил:

— Жрецы также напомнили мне, что наша семья по-прежнему должна храму в услужение душу. Взамен моей. И все же я решил заключить этот брак.

Мать вскинула голову — непривычно резко.

— Только глупец признает вину, если она не доказана. Ты думаешь, жрецы глупы? — Она коснулась плеча Ати и отняла руку не сразу. — Не оплакивай поражение прежде времени. Они всего лишь сказали: «возможно». Я рада, что ты выбрал жениться, хотя мог отказать. Что же до зарока… Кого и когда они возьмут, нам узнать не дано.

Она ступила на первую из циновок, что вели в покои, и обернулась. Маленькая, одетая в бездонно голубое.

— Будь осторожен в Гидане.

* * *

День отплытия выдался ветреным. Всю ночь и все утро воздух ярился, но к полудню затих, и откладывать больше не было смысла. А ведь на рассвете думали, что назначенное придется перенести. Поднимаясь по сходням, Ати смотрел вперед, но также вокруг: момент накануне дальнего плавания заставлял желать запечатления. Пусть он часто бывал в портовых окрестностях, с высоты вид на город открывался другой.

Как же хотелось ему запомнить все как можно лучше! Ни рисунок, ни стих не передали бы нужного, и Ати знал, что может довериться только неверному тайнику своей памяти. У него не было, впрочем, хранилища лучше.

Пока команда заканчивала с приготовлениями, он прошел от носа к корме и обратно. Для их путешествия Фер-Сиальце дал один из лучших своих кораблей. Новый, быстрый, с яркими зелеными парусами. Но любоваться им Ати мог и потом, поэтому опять обратил взгляд на берег — и заново поразился, сколько же там сновало людей. Суда тоже стояли плотно: многие захотели воспользоваться затишьем.

Обернувшись в очередной раз, Ати заметил в толпе движение и присмотрелся. И точно: прорезая людскую массу, сопровождаемый двумя слугами, там шел Меддем Зарат. Бальзамировщик миновал их корабль не остановившись, однако кивнул в знак приветствия. Рядом с ним, ничуть не отставая, шла девушка, явление которой когда-то засвидетельствовал Ати.

Теперь он уже знал, что такое женщины хида, и почему тогда, два года назад, так важно было найти замену Карраш. Швец, которым Зарат являлся, держал в руках посмертные нити, но одному человеку не напитать собою их все. Из союза с женщиной хида, однако, он мог черпать силу, необходимую для этого дела — и для других многих дел. Далеко не каждая сумела бы занять это место, и Ати смотрел на спутницу бальзамировщика с почтением. Смотрел, впрочем, недолго — процессия скрылась за поворотом.

— Четверть часа — и в путь, — потер руки отец, встав рядом с Ати.

Для него такой дальности плавание не было чем-то редким, но Болус Кориса чересчур хорошо сознавал, насколько важно грядущее по прибытии. Бодрость и нетерпение, свойственные ему и обычно, сейчас проявились особо. Ати рад был видеть отца настолько живым. Он сам испытывал подобные чувства; настолько, насколько умел.

— Надеюсь, ветер не помешает нам.

Арфе Чередис тоже был на борту: Ати увидел его сразу, стоило им подняться. Гиданец, однако, держался сам по себе. Не потому, что их сторонился; со всей очевидностью, готовился составить компанию позже.

Убрали сходни. Глядя на удалявшийся город, Ати почувствовал одновременно печаль и радость. Скоро Фер-Сиальце потерялся вдалеке, но он все стоял на палубе, смотря, как кружат в воздухе птицы.