Обязалово

— А вторая новость, дядя, в том, что цена на «паутинку» ныне втрое. И плата — вперёд.

Народ офигел. Потом начал дружно выражать. Свои мнения, ощущения и выражения. Кто-то начал вставать:

— Да мы об том и говорить не будем! Уйдём нынче же! Это что ж такое деется!..

Хрысь мотнул головой и две бабы возле печки быстренько убрались за неё. Кажется, будут бить. Мой визави, «списочный умник» тоже начал подниматься.

— Эй, дядя, звать-то тебя как?

— Меня-то? А на что тебе?

— А на то, мил человек, что сыночка моего одни людишки Ванькой-ублюдком кличут, а другие — «Зверем Лютым» величают. Так что — садитесь. В ногах правды нет. Даже пока и ноги есть. Ну! Сели!

Куда что подевалось: у Акима и спинка прямая, и в голосе старческой дрожи нет. Смотрит прямо и весело. Только руки на столе неживыми лежат.

— Ванечку так величают, за то, что он велесово городище разорил. Так изделал, что ихний медведь, прости господи, богомерзским волховишкам головы поотрывал. А голядь оставшуюся в веру христовую окрестил. Нету теперь того места поганского, пустое оно стоит. А ещё — ведьму цаплянутую вывел. Вот этой палочкой гадине промеж ног — хрястнул, у той хребет и треснул. То-то!

Дед, похоже, активно использует сказительское творчество главного местного болтуна. Уместно использует. А вот и новенькое:

— И иного много чего он понаделал. Да и вот, к слову сказать: построил у меня в порубе лестницу чудную. Вот, ежели к примеру, человечка какого туда спихнуть, то он по той лестничке быстро летит — не спотыкается, не бьётся, не ломается. И сидит там — живой и целый. А вот выйти… Лестничка, вишь ты, хи-и-трая… Проверить не интересуетесь?

А вот такой легенды про себя любимого — ещё не слыхал. Дед-мифотворец? Но ведь он же ни слова неправды не сказал! Я, ведь, и правда — в Рябиновском порубе необычную лестницу построил.

Учись, Ваня, мозги пудрить. Пудры ещё нет, а процесс — повсеместно.

Купцы начали переглядываться. Но шапки напяливали. Пришлось влезть:

— Вы, люди добрые, как хотите, а хлеб я у вас заберу. За прошлогодний товар. У меня на дворе полно гридней — начнёте дёргаться… Я тут, вот за этим столом, разбойный ватажок вырезал. Ни один не ушёл. Оно вам надо? Так как тебя звать-то, дядя?

— Далось тебе моё прозвище. Софроном кличут.

— Ну, значит, купцы рязанские, вы с Акимом здесь посидите, бражки попьёте. А мы с Хрысем и Софроном пойдём погуляем. Софрон бурлаков из селища выведет. Во избежание… А Хрысь пауков хлеб таскать поставит.

Купцы пытались возразить, рассказать об обидах бурлаков, о тяготах дальнего пути, о договоре с покойным Хохряком…

Последнее заставило применить домашнюю заготовку:

— Хохряк нынче на кладбище лежит. Хочешь поговорить? Могу проводить. Там и ямка готовая рядом копана. Чтоб беседовать удобнее было.

Или мы в КВН не играли? На все ваши «вопросы» у нас свои «ответы» заготовлены.

Кто-то из баб уже вытащила на стол жбанчик бражки, вторая притащила шкворчащее мясо… И чего купцам дёргаться-то? Чуть подумают и поймут, что я им во всём уступил: и барки тащить не надо, и мешки не бурлакам таскать.

Оглядев моих людей на дворе, Софрон только хмыкнул. Ну и правда: гридень у меня тут один — Ивашко. Зато — толстый. Но Чимахай с Ноготком, Могутой, Фангом и парой здоровых рябиновских дворовых — выглядят пристойно. И пара стрелков вне селища — никому уйти не дадут.

Бурлаки матерились страшно: Софрон вытаскивал их из-за столов, из бань, из… очень близкого общения с женским полом. Большинство его слушалось. Остальным он вправлял мозги кулаком. «Пауки» на Хрыся тоже ворчали. Но значительно тише: места на кирпичах всегда свободны.

К утру злые и невыспавшиеся бурлаки погрузились в барки, оттолкнулись и позаваливались спать, оставив только кормщиков — вода сама несёт. Усталые, но довольные «пауки» тоже расползлись по избам.

Довольные: обошлось без бурлацкого «веселья», накрытые столы им самим остались, да и хлеб ссыпан в амбары.

Меня весьма удивило такое миролюбие пришлых — я ожидал кровавых разборок. Но Николай объяснил:

— Они ж тебе подарки не отдали. Считай — треть у них осталася.

Факеншит! Идиот! Купцы расплачивались с «пауками» хлебом, а с начальниками общин — подарками. Злато-серебро Хохряковой захоронки.

Но сделать я ничего не могу — «подарки» нигде не прописаны, сумма-форма — не оговорены, свидетелей у меня нет. Отличить «подарки» от собственного имущества или товаров купцов я не смогу. А просто грабёж устраивать… Не «по правде».

Вторую причину мирного исхода озвучил Хрысь:

— Дык… порассказывали тут про твои подвиги. И как Хохряка зарезал, и про волхвов с ведьмой, и про пруссов. И из последнего: что Марана на твоём корме живёт, что кикиморы, по твоему слову, на деревах сидят, клешнями машут. Опять же: как ты палача Владимирского князя на своём дворе палкой бил и лицом в землю клал. Как в Боголюбского ножики кидал, а он мечом Борисовым от тебя еле отбился.

Да не было ж этого! Я Маноху даже и пальцем не тронул. И Андрей меч свой просто показывал. Однако, слово народа — слово божье. Хоть и враньё.