Обязан побеждать

Леонид первый уловил близкий шорох идущих товарищей.

– Наши возвращаются, – полушепотом сообщил он Степану.

И точно, из мглы вынырнули две фигуры, упали под деревья. И вовремя, дрезина возвращалась, полыхая светом прожекторов.

– Немецкая аккуратность и точность – нам допомога! – прохрипел командир. – Тол под рельсами. Теперь дождаться тяжёлого состава.

– Встречный был тяжёлый и длинный. Мы насчитали тридцать пульманов.

– Тридцать два, – уточнил Фёдор, – мы лежали в десяти метрах от насыпи.

– Сомнений нет: наступление захлебнулось, иначе бы фон Бок не катил бочку на Гудериана. На каком рубеже – трудно сказать. Чтобы выяснить, надо долго слушать. Одно очевидно: враг готовит новое наступление на Москву, не иначе. Копит силы.

В голосе командира звучали неподдельное волнение и тревога, но он заставил себя успокоиться, ибо знал: его состояние в какой-то степени будет угнетать дух бойцов.

– А не взять ли нам языка с дрезины? – сказал Степан.

– Взять не проблема. Можно сорвать главную операцию, – сказал лейтенант, настораживаясь. – Смотрите, вторая дрезина катит. Двенадцатый час ночи. В тупик становится.

– Может, это усиление охраны? – сказал Фёдор.

– Похоже, до смены караула почти час.

Бойцы напряжённо всматривались в новую идущую дрезину на ручном приводе, так же бросающую осветительные ракеты, освещая путь прожектором от аккумуляторов и динамо.

– А вот и контрольный поезд. Всё как в прошлый раз. За ним последует этот важный эшелон. Вот его и рванём, – решил командир. – Напоминаю, Фёдор скручивает провод. Моя цель – вагоны. Прошью зажигательными. Степан и Шелестов бьют по дрезинам. До них метров пятьдесят-шестьдесят. Из-за леса не высовываться, на дрезинах крупнокалиберные пулемёты.

Замерли в напряженном ожидании. Костя думал о Тане, зная, что она сильно беспокоится за него. Он мысленно успокоил любимую: «Ты же хорошо знаешь, я глупо рисковать не буду, что даст Родине моя необдуманность и гибель. Мы будим бить врага, как учил меня полковник. Подготовленный боец побеждает».

Над полотном дороги и над балкой светло как днём. Падающие ракеты опрокидывали тени деревьев, они наплывали друг на друга, по рельсам бежали фосфорические отблески, вызывая у бойцов, притаившихся за деревьями какой-то суеверный страх. Вот-вот должно появиться страшное чудовище, начиненное смертью, которое они должны уничтожить.

С дрезин донеслась приглушённая немецкая речь. Если бы бойцы могли видёть лицо командира, то несказанно удивились. Он нервически улыбался, поскольку уловил суть разговора, он сводился к тому, что пропускаем стратегический груз и меняем караул. Но всё внимание группы было сосредоточено на выполнении той задачи, какую поставил командир.

Чудовище, грохоча, приближалось. Его прожекторы сначала светились тусклыми звёздами, через минуту их разросшийся свет высветил противоположную сторону балки, поскольку перед ней был незначительный поворот путей. Впереди сцепленных паровозов идёт платформа с пулемётчиками. Еще полминуты выжидания и…

– Приготовились! – раздался голос лейтенанта. Командир крутанул ручку адской машинки, крикнул – огонь!

Его голос потонул в раздавшемся взрыве. Сильный удар угодил под первый паровоз, перебивая обе рельсы. Он соскочил с рельсов и устремился в пропасть, увлекая за собой состав. Лейтенант отшвырнул машинку Осинину, подхватил пулемёт и в бегущие пульмана пошла длинная очередь. Вагоны продолжали падать в балку, но не загорались. Белухин продолжал неистово бить по образовавшейся чехарде вагонов. Он слышал треск своих автоматов и видел, как потухли прожектора на дрезинах. Враг же молчал, видимо, пораженный пулями или шоком от крушения эшелона. Пространство сжала темень. Полыхнул суеверный необъяснимый страх.