Обязан выжить

Иртеньев спокойно сложил трость, поднял саквояж и огляделся. Хотя стычка произошла в проходе между домами, кто-нибудь мог ее видеть, а значит, оставаться здесь, на Казачьей, было неразумно, и Вика решительно зашагал по улице, направляясь назад к верхнему рынку.

К тому моменту, когда Иртеньев дошел до входных ворот, торговля там уже заканчивалась, но ларьки, выстроившиеся вдоль базарного забора, еще были открыты, и Вика, облюбовав пивной павильон, стоявший как раз напротив давней почтовой станции, вошел внутрь.

Помещение было забито до отказа, и хотя белый костюм здесь просто бросался в глаза, Иртеньев, едва увидев подававшиеся тут, как закуска, маленькие баранки, где из пропеченной корочки проступали крупные кристаллы соли, плюнул на все опасения и, взяв кружку пива, пристроился за крайним столиком.

Какое-то время Вика, не глядя по сторонам, с наслаждением цедил пиво, до тех пор, пока рядом не послышалось угрожающее шипение:

— Ты зачем, дядя-граф, хорошего пацана обидел?

Лениво оторвавшись от кружки, Вика посмотрел на откуда-то взявшегося затрапезного визави, машинально отметил про себя, что у напавшего на него урки таки была кодла и зло отрубил:

— Еще вякнешь, так я тебе кишки прямо здесь выпущу…

Не ожидавший такого ответа дядя вскинулся, а Иртеньев, неожиданно узнав собеседника, весело свистнул:

— Ты когда с кичи слинял?

Бывший сосед по коммуналке, тот самый, благодаря которому Вика угодил на высылку, неиспове димыми путями оказавшийся за его столиком, ка кое-то время напряженно присматривался к Иртень еву, а потом, видимо все-таки узнав, неуверенно про тянул:

— Погодь-погодь, так это вроде как ты…

— Вроде, — ухмыльнулся Вика и жестко добавил: — Забыл, как нам в участке очную ставку делали?

— Ты смотри… — бывший сосед удивленно открыл рот и, наконец-то узнав Иртеньева, тоже заулыбался. — Значит, ты Граф? Ну, если так, то и я Бык…

— Бык, говоришь? — Вика неопределенно хмыкнул. — Так тебя ж, как я помню, вроде Васькой зовут…

— Так и ты, — в свою очередь Бык нахально осклабился, — пока мы в соседях были, Графом не звался… Или все же Граф?

— Ага, панельный, — оборвал его Вика и, на всякий случай уходя от уточнения какой же он на самом деле Граф, коротко бросил: — У тебя хаза есть?

— Есть…

— Где?

— На Бибертовой даче, за архиерейским прудом.

— Знаю, это по Кавалерийской…

Вика действительно знал, куда надо идти. Он даже вспомнил этот архиерейский пруд, обрамленный стенкой из ракушечника довольно большой прямоугольник воды, с проложенной вокруг него уютно-тенистой аллеей. Секунду поколебавшись, Иртеньев отставил недопитую кружку и поднялся.

— Пошли, по дороге договорим.

Услыхав такое безапелляционное заявление, бывший сосед какое-то время, видимо решая, как поступить, еще присматривался к Вике, но потом неопределенно протянул:

— Ну ладно…

Все так же лениво он вылез из-за стола и впереди Иртеньева пошел к выходу…

* * *

Позванивали проушины свободно болтавшихся бандажей верхних полок, дребезжал всеми частями изъезженный донельзя плацкартный вагон, и сквозь закоптившееся стекло висевшего на стенке фонаря едва виднелась оплывшая за ночь толстая «железнодорожная» свеча.

В самом углу, опершись локтями на откидной столик, удобно устроился Вика Иртеньев и, глядя в окно, бездумно наблюдал, как за немытым стеклом неспешно проплывает августовски-жаркая полынная степь.

Время от времени он поворачивал голову, и тогда его взгляд упирался в сидевшего напротив Ваську Быка. За те сутки, что прошли с момента выезда со станции Тихорецкая, где им удалось сесть в поезд, присмотреться повнимательнее к своему спутнику Вике не удавалось.

Поначалу вагон был набит, что называется, «под завязку», и только сейчас, на последнем, самом коротком перегоне, пассажиров наконец-то поубавилось — на тряских лавках сидело всего человек сорок, многие из которых, уже приготовившись к выходу, держали вещи в руках.

А присмотреться повнимательнее следовало. После сумбурной встречи в прибазарной пивной прошло двое суток, и Вике надо было наконец-то определиться, так как до сих пор по-настоящему спокойной минутки, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, ему не представилось.

Уже одно то, что, очутившись в кодле, где Бык оказался кем-то вроде главаря, Вике пришлось все время быть настороже, никак не способствовало размышлениям. Во всяком случае, ночь на хазе у Бибертовой дачи Вика провел без сна, ожидая чего угодно, и смог так сяк «кемарнуть» только в поезде.

Впрочем, сама поездка тоже настораживала. Вика никак не мог уяснить, с какого такого дива в общем-то мало знакомый ему Васька Бык принялся всячески обхаживать нежданого гостя и даже сам предложил дальше ехать вместе.

Благорасположение бывшего соседа распространилось так далеко, что он, критически проследив, как Вика меняет свой вызывающий костюм на одежду попроще, дал ему свой картуз, а для перевозки вещей вручил плетеную дорожную корзину.