И в среде угнетенного народа, где борьба несет с собою опасности совсем иного рода, где каждый шаг вперед запечатлен кровью мучеников, где дело борьбы с царящей несправедливостью по необходимости должно совершаться в тайне, не ожидая известности и славы, – в этой среде какое обязательство, какой постоянный стимул сможет поддержать на пути добра людей, ведущих священную социальную войну, за которую мы стоим, и не превратить ее в борьбу за свои права
? Я говорю, разумеется, вообще, так как среди всех этих доктрин имеются и исключения. Разве, когда успокоится волнение умов и движение реакции против деспотизма, естественно побуждающей молодежь к борьбе, разве тогда после стольких лет труда, усилий, после разочарований, неизбежных в подобном деле, эти люди не могут утомиться? Разве не предпочтут они какой бы то ни было покой жизни, полной тревог и опасностей, которая рано или поздно может окончиться тюрьмой, виселицей или изгнанием? Такова, к сожалению, история слишком многих итальянцев нашего времени, проникнувшихся старыми французскими идеями; история весьма печальная; но как прекратить все это, не изменив принципа, на котором все основано? Каким образом убедить их, что опасности и разочарования должны сделать их только более сильными, что они должны бороться не несколько лет, а всю свою жизнь? Что может сказать человеку: продолжай бороться за твои права, когда эта борьба будет стоить ему дороже, чем полный отказ от них? И кто может даже в обществе, построенном на гораздо более справедливых базисах, чем наше, убедить человека, основывающегося единственно на теории прав, что он обязан жить общественной жизнью и заняться развитием социальных идей? Представьте себе, что он бунтовщик; представьте себе, что он чувствует свою силу и скажет вам: я не хочу знать никаких социальных условий, мои стремления, мои способности призывают меня к другому: я имею священное, неотъемлемое право развивать их и объявляю войну вам всем; какой ответ дадите вы ему, ведь он основывается на своей доктрине? Какое право имеете вы на том основании, что вас большинство, приказывать ему повиноваться законам, которые не согласуются с его желаниями, с его индивидуальными наклонностями? Какое право имеете вы карать его, если он их нарушит? Права принадлежат в равной степени каждому индивидууму: социальное сожительство не дает преимуществ никому. Общество имеет больше силы, чем индивидуум, но не более прав. Каким же образом убедите вы индивидуума, что он должен сообразовать свою волю с волею своих собратьев по отечеству или по человечеству? При помощи палача и тюрем? Общества, существовавшие до сих пор, поступали именно так. Но это война, а мы хотим мира; это тираническое подавление, а мы хотим воспитания.Воспитание
, сказали мы: в этом великом слове заключается вся сущность нашего учения. Жизненным вопросом нашего века является вопрос о воспитании. Речь должна идти не об установлении нового порядка вещей насилием, ибо новый строй, созданный путем насилия, всегда тираничен, если он даже лучше старого: речь должна идти о том, чтобы ниспровергнуть силой грубую силу, противящуюся ныне всякой попытке улучшения, предложить с согласия нации, получившей свободу выражать свою волю, порядок, который будет лучше, и воспитывать всеми возможными средствами людей для согласного труда. Проникшись теорией права, мы можем восстать и устранить препятствия; но не создать прочную, продолжительную гармонию всех элементов, составляющих нацию. С теорией счастья, благоденствия как цели жизни мы сделаем людей эгоистами, поклонниками материи, которые внесут старые страсти в новый строй и испортят его несколько месяцев спустя. Речь идет, следовательно, о том, чтобы найти воспитательный принцип, превосходящий такого рода теории, – принцип, ведущий людей к лучшему, научающий их постоянному самопожертвованию, связывающий их с собратьями без принуждения со стороны одного или многих. И таким принципом является долг. Нужно убедить людей, что они, как дети единого Бога, являются здесь, на земле, выполнителями одного закона, что каждый из них должен жить не для себя, но для других, что целью их жизни должно быть не стремление сделаться счастливыми, но стремление к усовершенствованию себя и других, что борьба с несправедливостью и заблуждением для блага ближних является не только правом, но и обязанностью, которой нельзя пренебрегать безнаказанно, обязанностью на всю жизнь.