Обида

Хасан пристально смотрел на Катю и не верил своим глазам. Любовный пыл растаял, как утренний туман при свете ясного дня, точно и не было минуту назад в унисон стучащих сердец, сонастроенных прерывистых дыханий, ласковых рук, настойчивых губ. «Как же так?! Меня продолжает трясти, естество требует финального аккорда, Кэт же стоит передо мной ледяным изваянием, спокойно говорит какие-то слова. Вот это самоконтроль! – помимо своей воли восхитился Хасан, – она сильнее, чем я думал».

– Пока, – Катерина одарила его самой обаятельной из своих улыбок, – увидимся в домике, если ты вообще захочешь меня видеть. Переговорное устройство с хозяйкой я, на всякий случай, положу на обеденный стол, твои вещи поставлю под ним. – Поправив майку, она подошла к нему, небрежно чмокнула в щеку. – Мне было хорошо с тобой. Знай это, – за тоном, полным очарования, пряталась властная стерва.

Хасан не нашелся с ответом. В голове крутились бранные слова, самым приличным из которых было – сука. «Не злись, – напомнил он себе, – ты давно вышел из подросткового возраста». Впрочем, гнев к той, за тихое «прости» которой мужчина готов отдать вс"e на свете, обречен на краткость.

Красные полукеды задорно зачавкали по камню вниз, на миг остановились (кислород перестал поступать в мужские легкие, словно чья-то гигантская рука стиснула горло. Рано обрадовался, Кэт просто подобрала плавки) и продолжили спуск.

– Ты куда? Домик в другую сторону, – в интонации проглядывалась скорее беспокойство, чем гнев. – Сумасшедшая, ты же боишься плавать. Катющь, вернись, обойди меня. Обещаю не прикасаться к тебе, – прокричал он стихающему звуку шагов.

***

Голос Хасана остался за выступом скалы, его сменили другие звуки: шуршала трава, возобновила песнь вс"e та же неизвестная пичуга. Под шелест листвы на серых камнях танцевали ажурные тени раскидистых крон. Густой тропический лес, где перемежались различные пальмы и каучуконосы, бамбук и орхидеи, баньян и корица… постепенно сменяли обточенные ветром валуны и булыжники разных размеров. Теперь крутая лестница с каждой новой ступенькой, подобно театральному занавесу, медленно ползущему от одного края сцены к другому, открывала перед ней безбрежную лазурь, на которой солнце по-прежнему играло множеством бликов.

Настроение у Катерины было превосходное – внутренняя злость ушла, она пролилась сладким медом возмездия ещ"e там, наверху, остались легкость и торжество победы – даже тяжесть внизу живота не могла омрачить его. Кате хотелось прыгать через ступеньки, однако приходилось соблюдать осторожность. Некоторые перекладины стихии источили так, что с них впору скатываться, как на санках, другие зияли глубокими рытвинами и напоминали изъеденное оспой лицо, у третьих искрошились ребра. Почти по всей лестнице валялись мелкие камушки, подвернуть на них ногу не составляло труда, Катя была вынуждена ставить ступню под углом, чтобы поберечь лодыжки. Казалось, сама природа предостерегает е"e от преждевременного торжества, но Катя была слишком перевозбуждена и не обращала внимание на знаки судьбы, она почти бежала, едва касаясь перил (радостное возбуждение сложно держать внутри, оно торопится проявиться в действиях).

Месть оказалась сладкой штучкой, Катерина ощущала ее приятный привкус, притупляющий боль неудовлетвор"eнного вожделения. Душа ликовала, требовала песен. «Разлука, ты раз…» – Катя, непроизвольно останавливаясь, оборвала неоконченную строку.

– Что это? – удивилась она вслух. Голос дрожал. – Ерунда, – тонкая рука энергично рассекла воздух, – споем другую. «То не ветер ветку клонит…» – от жалостливой мелодии защипало глаза. – Ещ"e лучше. – Катя со злостью топнула ногой, непролитые сл"eзы, может быть, под напором гнева, отступили, из-под кончика башмака выскочил круглый голыш, стукнулся о следующую ступеньку и затих в каменной крошке.

– Попытка номер три, – Катерина сложила губы в улыбку (говорят, помогает вызвать положительную эмоцию), призадумалась. На этот раз искусственное растягивание губ дало осечку. Ни одной веселой мелодии в голове не было, точно они сквозь землю провалились, там, как назло, вился одинокий «Ч"eрный ворон».

– Это уж совсем не годится. Смутные подозрения клубком ядовитых змей зашевелились внутри. На ум пришла фрейдовская психология бессознательного. Катерина насторожилась, тем не менее не стала углубляться в сомнительную, по е"e мнению, теорию – самоанализ, особенно сейчас, не входил в е"e планы, впереди путь через страх, нужно быть в тонусе, ни к чему попусту растрачивать силы.