Обидные сказки (сборник)

– Это как понять? В каком таком смысле тебя, Зайца, миловать? Ведь мы тебя, братец, повышаем! Из замзавов в завы!

– Так ведь склад-то морковный! Морковный! А я Заяц!

– Мда-а-а! – сказали начальники. – Действительно, некрасиво как-то получилось. Только не передокладывать же в самом деле. Ты, Заяц, возьми себя в лапы и крепись.

Взял себя Заяц в лапы, стал крепиться. День крепится, два крепится. Совсем с морды спал Ползайца осталось.

На третий день с самого утра заявляется в Главное морковное управление. Трясется весь, глаза бегают, уши обвисли, как тряпочки.

– Жена! – говорит. – Семеро зайчат! – говорит. – На пороге, – говорит, – преступления стою! Не могу больше крепиться. С сего числа начинаю казенную морковку грызть.

И слезы льет в три ручья.

Снова зачесали затылки начальники.

– Вот ведь беда какая! Выдвигай после этого зайцев!.. Но не передокладывать же в самом деле! Ладно, – говорят они Зайцу, – ты, милый, не горюй. Мы твоей беде поможем.

И стали каждый день, только Заяц на склад, навешивать ему на губы висячий замок и запирать на два оборота.

Подобрали и честного, непьющего товарища: утром запирать, а вечером отпирать замок, снимать его с губ заведующего складом.

Только проходит еще трое суток, снова является Заяц по начальству. Какой там Заяц! Одна тень, И говорит:

– Увольняйте меня поскорее с этой должности, или я за себя не отвечаю! Уже я, – говорит, – ключик подобрал к моему замку.

И в голос воет.

Ах ты, беда какая! Экстренно собрали совещание и постановили:

– Помимо того замочка, навешивать Зайцу на губы еще дощечку и на ту дощечку ежеутренне накладывать большую сургучную печать.

Подобрали и для этой цели подходящего работника – печать накладывать и снимать, и еще одного проверенного товарища – на должность лодыря-хранителя печати, и еще одного – по спичечной части, и еще одного – по сургучной и шпагатной, и еще одного – хранителя дощечки, замка и двух к нему ключей, и бухгалтера на предмет материального учета, и еще одного – на должность агента по закупке сургуча и бечевок, и еще одного – в отдел кадров, чтобы ведать этими кадрами.

Итого девять человек работников.

Не передокладывать же в самом деле!

Конечно, против печати не попрешь. На печать даже Заяц в морковном окружении лапы не подымет. Ни одной казенной морковки Заяц не тронул. Но от незаячьего нервного напряжения захворал. Очень тяжело занемог. Вот-вот ноги протянет.

Доктора говорят: не жилец он на этом свете.

Но Заяц – это еще только полбеды.

А куда прикажете девать девятерых работников?

А ведь у каждого семья!..

Срочно ищут другого зайца.

Кузя

Жили-были муж и жена. У них долго не было детей. А потом родился сын. Они его назвали Кузей. Рос он здоровенький, пухленький, чистенький. Уж очень ему родители попались чистоплотные: чуть что – умывали руки.

Подрос маленечко Кузя, стали родители обучать его правильному хождению:

– Будешь ходить по улице, смотри, сынок, себе под ноги, как бы не споткнуться. Придется по паркету пройтись – под ноги смотри: на паркете поскользнуться проще простого. По горной тропинке подниматься будешь – олять-таки смотри под ноги. Не ровен час, скатишься с верхотуры в самый овраг. Как бы шею себе не сломал! Спускаться будешь с горы – пуще прежнего под ноги себе смотри, а то и до растяжения мышц недалеко. А пошлет тебе господь за благонравие и успехи путевочку в Сочи – по пляжу ступай осторожно, чтобы тапочки раньше времени не стоптать, и под ноги, под ноги себе смотри в оба! А то нахлынет на тебя, дурным часом, волна, захлестнет, промочит, а то и вовсе унесет в море.

Сказали так Кузе его любящие родители, еще какое-то время пожили и умерли, оплакиваемые ближайшими родственниками.

Стал Кузя родительское завещание выполнять: шагал ли по паркету, подымался ли в гору, спускался ли под гору, прогуливался ли по вешнему полю, бродил ли по вековому лесу, слонялся ли по улице, болтался ли по пляжу – всегда неустанно и прилежно себе под ноги смотрел. Ни разу за всю жизнь не споткнулся, ни разу не поскользнулся, ни разу себе мышц не растянул, ни разу лба не расшиб, ни разу в канаву ногой не попал, ни разу его волной морской не окатило.

Так, сукин сын, и помер, ни разу не увидев ни синего неба, ни ясных облаков, ни солнечных зорь, ни светлой россыпи звезд, ни огней городских, ни сельских красот, ни лиц человеческих.

Несчастный случай

Жил в одном городе писатель по имени Лука. Писал романы.

Ужасно его хвалили. Дескать, подумать только, левой ногой человек такие толстенные романы выкомаривает!

Что до читателей, то они его сочинения не могли вспомнить без слез: уж очень трудно было их вспоминать – памяти не за что зацепиться.

Но раз эти сочинения хвалили, то читатели понимали, что читать их надо. И читали.

Переходил как-то Лука через перекресток, на светофор не посмотрел (привык, что в его присутствии все движение останавливается) да и попал под машину. Она его не совсем задавила, но левую ногу все же порядочком попортило.