Обидные сказки (сборник)

Стали сравнивать, у кого как уродилось.

Смотрят, а у того, на которого дамы жаловались, урожай получился не в пример богаче…

Мы никак не говорим, что эмаль хуже известки.

Все полезно во благовремении. Для борьбы с червями полезней известка.

Про Таракана

Ходил Таракан за море-океан.

В чемодане. Словчил, залез, спрятался.

А прилетели за море-океан. Таракан из чемодана вылез, усики расправил, и пошел, и пошел.

Сначала всю комнату обошел, где чемодан лежал. Все обнюхал, Забрался в комод, а там библия. Таракан и по ней полазил, обнюхал всесторонне. Пахла библия вкусным клеем. У Таракана даже слюнки потекли.

Потом под щель дверную подполз, снова усики расправил – ив коридор.

«Батюшки! – думает Таракан. – Да я ли это? Вот уж доподлинно сподобился. На старости, можно сказать, лет. Заграница! Люди кругом сплошь заграничные. Хоть бы увидеть здешних тараканов! Чай, каждый не менее навозного жука! А вдруг с мышь ростом?! Вполне даже свободно!..»

Шел он так, шел, от восторга в слезах по щиколотки, чуть кому-то под ноги не попал, но увернулся – и шасть в приоткрытую дверь.

А за дверью комната, вся белая. Светло, как днем. Сколько у Таракана глаз, все зажмурил. Ах, сколь хорошо! До чего благолепно!

И стоит посреди того помещения (кому комната, а Таракану – «площадь неоглядная» что-то круглое, белое, гладкое, блестящее, высокое-превысокое, в полтораста тараканьих ростов, а то и более. И пахнет-то, пахнет, ну как в раю тараканьем.

«Вот она, – Таракан подумал, – та самая башня из слоновой кости! Теперь мне бы только на нее взобраться, глянуть с этой неописуемой высоты на всю заграницу – и помирать можно».

Перекрестился и полез. Сколько он раз с полпути вниз падал, уму непостижимо! Но своего все-таки достиг. Добрался до самой вершины, глянул по сторонам, закружилась у Таракана голова от необъятных просторов, и упал он прямо внутрь той самой башни. Но не разбился. Живой остался.

Смотрит, а он в воде на спине плавает.

Хорошо! Прохладно!

И вдруг загремели, заревели могучие горние потоки…

И унесло Таракана из заграничного унитаза прямо в заграничную канализацию.

А что с ним дальше было, с тем Тараканом, то нам не известно.

Происхождение вида

Загорелось Кондрату стать кандидатом. Кандидатом наук.

Каких наук?

А хоть каких.

Кондрат как рассуждал? Кондрат рассуждал так:

«Васька – кандидат? Кандидат.

Кузя – кандидат? Кандидат.

Борька на что уж собой невидный – кандидат. И уже он будто бы на заграничных научных конгрессах выступал с докладами.

А я чем хуже? Хочу тоже быть кандидатом!»

Работа не пыльная. Почет. Всякоа другое…

Стал Кондрат прикидывать, в какую науку податься, чтобы полегче. Чтобы без математики.

«А что, – думает, – давай ударю по обезьянам! Уж больно они забавные. Смехота».

Ударил. Накарябал работу «О превращении обезьяны в человека». Обрисовал, конечно, роль труда в очеловечении обезьян. Доказал, что Фридрих Энгельс и на этот счет не ошибся.

Комиссия видит: Фридрих Энгельс не ошибся. Это факт. Значит, основная мысль кондратовой работы вполне здоровая.

С другой стороны, какая разница – кандидатом больше, кандидатом меньше? Жалко, что ли?

Стал Кондрат кандидатом наук. Оформился научным сотрудником, плюнул на ладошки, приступил к работе. А работа, ну никак не идет. Не те у Кондрата данные. Неподходящие для подобной деятельности.

Ему бы уйти работать по прежней специальности. Но ах как не хочется из науки уходить! Уж больно непыльная работа. Почет. То-се.

Смотрит Кондрат: единственный выход – заделаться Хорошим парнем.

Заделался.

В стенгазету написать?

Другие волынят, мешкают. Кондрат пишет. За то его редколлегия любит.

Со школьниками покалякать о пользе наук?

Другим, бывает, недосуг. Кондрату всегда досуг. За это его местком ценит.

В комиссию войти по склочному делу? Морока, маята, времени съедает невпроворот. Другие идут с неохотой. Кондрат – с дорогой душой. За это на него ученый секретарь не надышится.

За это его и в Самом главном обезьяньем управлении не раз а приказах отмечали.

Приходит надлежащий срок сдавать научную работу. У Кондрата спрашивают:

– Как у тебя, Кондрат, с темой?

А как у Кондрата с темой? Никак, конечно.

Директор сомневается:

– А может, нам Кондрата уволить?

Редколлегия возражает:

– Что вы! Такого Хорошего парня!

Местком говорит:

– Будем конфликтовать. Такие Хорошие парни на улицах не валяются. Самородок-общественник.

А ученому секретарю только конфликтов и не хватает.

– Ладно, – говорит, – имеется предложение: дать Кондрату отсрочку по его теме годика на полтора. Нет смысла его особенно торопить. Нет в науке ничего хуже спешки.

Шло время. Наука росла.

А Кондрат отрастил себе бороду. Почище, чем у Шмидта. Завел золотые очки. Достиг такой научной внешности, что фоторепортеры его второпях то и дело принимали за члена-корреспондента Академии наук. И даже были случаи – за академика.