Обитатель лесов

— Га, это счастливая мысль, — заметил Розбуа, мгновенно разгадавший намерение Хозе.

— Да, да, за этакой защитой, под которую можно еще подложить покрывало дона Фабиана, нас не достанет никакая пуля, по крайней мере, не думаю, чтобы свинец пробил войлочную подстежку.

Тотчас же верхние концы зарапы были связаны и прикреплены на высоте человеческого роста к деревьям, которые выступали над площадкой. Толстые неровные складки накидки представляли защиту, благодаря которой литая свинцовая ружейная пуля непременно должна была потерять свою силу.

— Таким образом, с одной стороны, нам нечего опасаться, — произнес Хозе, весело потирая руки, — а с другой — нас достаточно ограждают кучи камней. И я мог бы вам хоть сейчас обрисовать весь их план нападения! — прибавил с уверенностью испанец.

— Во-первых, Барайя, с которым следуют мексиканские авантюристы и индейцы, поведет их по той же дороге, по которой он бежал отсюда сам. Вот почему они взобрались на высоту. Однако этот негодяй, без сомнения, имеет иную причину, чтобы не идти прямо со стороны равнины. Если правда, что он сбросил своего близкого друга с этого утеса, чтобы самому захватить, побольше золота, то он, конечно, не захочет выдать его своим союзникам и побоится, что они могут открыть его сокровище, если он поведет их по равнине. В случае, если дело дойдет до перестрелки, — заключил Хозе, — мы первые должны угостить хорошим зарядом этого разбойника Барайю.

Но между охотниками находился один, который был очень далек от того, чтобы разделять спокойствие и самоуверенность испанца. То был Розбуа.

С той минуты, как ему открылась возможность провести закат своей жизни, как он желал, в лесах и обществе его возлюбленного сына, окружающие опасности в первый раз всерьез обеспокоили его.

На островке посреди Рио-Гила мужество не покидало его, хотя и тогда мысль об опасности, грозившей Фабиану, наводила грусть. Но теперь мужество его, казалось, было окончательно сокрушено.

Пока охотники совещались насчет образа действий ввиду предстоявшего нападения со стороны индейцев, волки все еще продолжали выть вокруг трупа лошади. Вдруг среди их воя послышались жалобные крики. Старый охотник тотчас понял этот знак.

— Безрассудно думать, что равнина свободна, — начал он, — послушайте-ка, как воют волки над своей добычей, к которой не смеют приблизиться. Я узнаю это по тону их завываний, бьюсь об заклад, что несколько индейцев спрятались за этим трупом.

Услышав такое предположение канадца, Хозе вернулся назад на прежний наблюдательный пост.

— Ты прав, — заметил он канадцу, глянув вниз. — Действительно, я вижу, они лежат на животе.

Розбуа воображал, что Барайя, чей неожиданный союз с апахами он не мог себе объяснить в деталях, подстрекнул индейцев к нападению в надежде на богатую добычу, и, следовательно, их алчность была устремлена к обладанию сокровищами долины. Розбуа решил подождать, пока неприятелю заблагорассудится обнаружить свое присутствие иным способом, нежели диким ревом.

Между тем Барайя вел Метиса к пирамиде. Сначала он думал было просто показать Метису долину, где скрывались богатства, и передать их ему, но немного погодя алчность преодолела в нем опасения за жизнь, и тут ему пришло на ум обмануть Метиса относительно истинного положения дела и объяснить ему, что сокровища хранятся на вершине пирамиды, охраняемой охотниками.

Метис, не зная, что в таком объяснении Барайи скрывается хитрость, остался доволен его рассказом.

Еще не успел Барайя обдумать последствий этого вероломства, как отряд, бывший в распоряжении Метиса, усилился прибытием его отца — Красной Руки.

Пока последний совещался со своим сыном в кустарнике, Диац, чья лошадь была легко ранена, вынужден был остановиться на минуту около этого куста и таким образом имел возможность их подслушать. Из разговора отца с сыном Диац понял, что Метис замышлял похитить дочь Августина Пене, находившуюся вместе с ее отцом близ Бизонового озера, предварительно разделавшись с тремя охотниками в Золотоносной долине.

Это побудило Диаца тотчас спешить в долину, чтобы предупредить охотников, что ему удалось сделать, а оттуда ехать к Бизоновому озеру, чтобы предуведомить дона Августина об угрожающей ему опасности.

Так как ни отец, ни сын не подозревали о близости Педро Диаца, то они продолжали следовать путем, указанным им Барайей, без всякого опасения и вскоре обнаружили на траве следы трех охотников. Между тем как одни из индейцев пошли по направлению этих следов, другие рассеялись по равнине в надежде, что им удастся застигнуть охотников врасплох. Барайя и оба главных предводителя начали подниматься по узкой тропинке вдоль Туманных гор. Хотя они уже через несколько минут очутились против самой пирамиды, но за густым туманом еще нельзя было заметить неприятеля. Метис поднялся на свод, из-под которого низвергался водопад, между тем как его отец остался стеречь Барайю и в то же время принялся разводить на вершине костер, чтобы обмануть этим охотников.