Со свежим номером «Русского парижанина» (на первой полосе большая статья о варварском преследовании литературных журналов и авторов в СССР[153]
) Игумнов и Шершнев отправились к Бердяеву. Вернулись довольные произведенным на философа впечатлением; собрались в редакции: Крушевский, Вересков, Лазарев и прочие. Редактор долго бушевал, был он очень доволен своей ролью и тем, что застал Бердяева в негодовании (философ узнал о травле писателей до приезда Игумнова и Шершнева).– Отрезвление! Вот что я видел в лице Бердяева! Излечивающее от иллюзий отрезвление! Бердяев разозлен. Он в ярости. Пишет немедленный ответ на эти гонения. Он вступается за Зощенко и Ахматову, за всех, кто попал под соху Жданова.
Вересков потирал руки, а когда Игумнов умолк, он спросил:
– А что, Анатоль, признайся, было приятно его таким увидеть? Бердяева…
– Не это главное, Грегуар. Мы расспросили о Каблукове.
– И что? Что он сказал? – оживился Лазарев.
– Переписывались они еще до войны.
– Да, – подтвердил Шершнев, – письма показывал…
– Кое-что проясняется, – забормотал Грегуар.
– А как вам показалось, – спросил Лазарев у Шершнева, – он письма наготове держал? Достал на всякий случай? Или он их достал, чтобы перечитать?..
– Возможно, они были под рукой, потому что он перечитывал их, – предположил Игумнов, – или свои ответы читал… Он же, как все мудрые люди, делает копии своих ответов…
– Честно говоря, – сказал Шершнев, – у меня возникло впечатление, что Бердяев взволновался, когда прозвучало имя Каблукова.
Лазарев не унимался:
– А пачка была перетянута тесьмой? Или письма были уже распакованы?
Ни Серж, ни Игумнов не смогли ответить на этот вопрос.
– Письма были длинные?
– Длинные, но мы их не читали, естественно, – сказал Игумнов.
– Письма Каблукова были длинные, ровный крупный почерк. Настойчивый человек, маниакальный, – сказал Серж. – Я успел разглядеть кое-что. Каблуков писал от имени какого-то общества или ассоциации…
– «Наш путь», – сказал неожиданно Крушевский, все посмотрели на него. – Я отыскал ее. К-к-к-к… Каблуков был к-к-к… корреспондент газеты «Наш путь». Я их нашел… много… в Скворечне…
– Что?
– «Наш путь»?
– Не может того быть…
Крушевский пообещал принести несколько экземпляров.
– ВФП[154]
, значит. Во как! – Лазарев встал и пошел ходить. – Интересно, интересно. Как вдруг все развернулось в противоположную сторону! Не находите?– Да, многие развернулись похожим образом, – сказал Игумнов. – Не стоит отвлекаться, господа! С Бердяевым все ясно. Надо двигаться дальше…
2
– Мсье
Мсье
– Мсье
Не оглядываясь, я знаю, что за мной бежит советский репортер из посольства, – он, наверное, тоже на собрание, которое устраивает Игумнов, будь оно проклято. Неужели придется ползти вдвоем…
– Вы меня?
– Да.
– В чем дело, мой друг?
– Мне нужна ваша помощь.
– Моя? А что я могу?
– Мне нельзя возвращаться в посольство. Они прислали за мной человека. Якобы с моими документами. Я сбежал. Понимаете? Это все. Точка. С концами. Остаюсь. Не еду. Понимаете? Мне нужно куда-то, хотя бы сегодня…
– Вы серьезно?
– Совершенно серьезно. Я давно решил, но не думал, что это случится сегодня. Думал, пойду схожу на собрание, приготовил блокнот, запасся карандашами, думаю, посижу, попишу, а тут мне говорят, что приехал из СССР человек, полковник, с моими документами… Слушайте, я его видел. Это палач. Он приехал меня отконвоировать. Такие приезжают только из одного места: из НКВД. И он меня повезет на Лубянку. Больше никуда. Моя песенка спета, мсье Альфред. Я сбежал прямо из-под носа. Сказал, я соберу вещи, и выскочил за машиной на проходной, вот так. Тютелька в тютельку.
– Стойте, вам нельзя на собрание. Там наверняка будут из посольства.
– О чем и речь. Я о том же. Мне куда-то надо идти. А некуда! Не успел подготовить себе берлогу. Эх, знал бы, так соломки постелил…
– Ну, это решаемо. Мой адрес помните?
– Да, я был у вас. Rue de la Pompe! Но это опасно… Шестнадцатый аррондисман…
– На первое время сойдет. Так, я вам сейчас напишу. Дойдете до Триумфальной арки, а там спросите. Вы же чуть-чуть говорите? Ну, вот вам записка Руте, то есть пани Шиманской, так и зовите ее, понятно?
– Так точно. Я и по-польски могу.
– Не пытайтесь с ней заигрывать, она замужем.
– Как можно.
– Сегодня переночуете у меня, завтра начнем думать. Я задержусь скорей всего до ночи. Говорят, Тредубов дает небольшой фуршет у себя после встречи, пани вас покормит.
– Обойдусь. Спасибо вам, мсье Альфред!
– Спасибо скажете, когда все уладится. Bon, à tout à l'heure.
– Á tout à l'heure!