Обитатели потешного кладбища

Со мной не спорили; казалось, прими я самое безрассудное решение, и тогда со мной согласились бы. Мы нашли такси и поехали к Боголеповым. Было очень темно; дождь лил стеной. Я попросил таксиста остановиться на площади Вольтера, щедро с ним расплатился. Подкрались к дому. Крушевский не решался подходить, поэтому завел не туда. Я его попросил собраться. Серж его взял за плечи и приказал быть мужчиной. (Мы говорили шепотом: как только дождь перестал, мы перешли на шепот.) Александр дышал ненормально, громко и прерывисто, со стоном, и все время что-то пытался сказать, но сильно заикался, слов не было слышно, будто ему не хватало воздуха, его трясло от холода. Он был на грани припадка. Серж дал ему хлебнуть виски из своей фляжки. Кажется, он пришел в себя немного. Подкрались со стороны пристани. Подходя к Скворечне, я впервые заметил, что она слегка наклонена. Юркнули между кустами, дождь зашелестел с новой силой. Река тоже шумела, но это был шум пустой. Над берегом и кустами висела дымка, как легкая серебристая вуаль. Прикрываясь грохотом поезда, как большой тенью, мы проскочили незаметно в Скворечню. (Я несколько раз глянул на усадьбу – она спала.) Только внутри я понял, что мы насквозь мокрые; и – как все неладно-то: все было вверх дном, в прихожей по полу валялись ботинки, сапоги, щетки, банки, инструменты; на кухне горела свеча, доски отодраны, тряпье, бумаги, веревки… Мои чемоданы на все это смотрели с возмущением. Хорошо, сказал я тихо, надо пойти глянуть на тело. Александр сказал: нет, сел на пол, у самой печки, тут у него началось. У Сержа скулы свело, он отвернулся. Я держал голову, она стукалась о заслонку, ручка бряцала, очень звонко, на всю глушь. Затих. Я ощупал его затылок – кажется, разбил в кровь, нет, это была не кровь – от дождя влажные волосы… положил голову на рукавицы, которые валялись тут же, мы с Сержем подождали минут пять, передавая флягу… Саша успокоился, взгляд его – все еще печальный – прояснился. Дали попить воды. Светлело, но не становилось светлей, будто мрак задерживался в предметах и в нас самих. Марево, как старое ветхое кружево, рвалось и разбредалось. Надо смотреть, сказал я. Сейчас посветлеет, надо торопиться. Александр сказал, что идти не может, еще слаб, дайте минут пять. Я сказал ему лежать. Схожу один. Где он? Александр сказал, что он лежит в помещении, где есть боковая дверь. Вышел один. Поискал боковую дверь. Это было непонятно. Разок привиделась коза – но ее же… Нет, рубашка упала с веревки и болталась на кустах. Вот пристройка, какой-то сарай сбоку. Тьфу ты, лужа какая! Там, что ли? Ботинки хлюпали. Вернулся уточнить: там ли тело, в сарае? Он меня не понял. Я повторил: сарай?! Меня начало колотить изнутри. Он смотрит – взгляд стеклянный, как у оглушенного. Серж нерешительно: пойдем, что ли, посмотрим. Подожди. Несколько раз спросил: там ли тело? Я хотел посмотреть один (мне подумалось, что смогу что-то узнать, если побуду с покойником хотя бы минуты две наедине). Александр кивнул, сказал, что спрятал его в сарайчике, в котором должен был быть погреб, но погреб так и не сделали. Я попробую с вами, он встал и пошел с нами. Его шатало. Там ничего, кроме метлы и ведерка, не было. Именно туда он его и оттащил. Никакой крови. Труп лежал под американским пальто Крушевского. У него торчал язык, как у повешенного. На шее были следы рук. Я не обнаружил ни ссадин, ни синяков. Если бы я был один, может быть, я бы что-нибудь понял. Однако то, что он не упал с лестницы, было и так очевидно. Ничего не сказал. Серж наклонился и глянул через мое плечо, я почувствовал, как он отпрянул и прошипел:

– Тьфу, Иуда!

– Кто это, Серж?

– Четвергов.

– Да неужели тот самый?

Я снова глянул на труп. Я никогда не встречал Четвергова, но лицо его мне казалось знакомым. Мне подумалось, что совсем недавно я видел его.

– Я, кажется, видел его, – сказал я и тут же припомнил, что он прогуливался с зонтом по моей улице, я неоднократно видел, как он медленно идет с зонтом, на нем была широкополая шляпа, воротник был поднят, шарф вокруг шеи по самый подбородок. – Эти усы… Их я не помню… Они как приклеенные… – Я подергал усы, но они не отдирались, Серж меня попросил не делать этого, но я дергал, Крушевского вырвало, Серж его увел внутрь, я закрыл сарайчик и пошел следом за ними. – Мне надо выпить, – Серж дал мне флягу. – Кажется, я видел его возле моего дома…

– Он шпионил за мной, – сказал Крушевский.

– Так, ну, все, – скомандовал я, – зови Николая, Серж.

– Как?

– Камушек в окошко кинь, что ли. Только аккуратно. Так, чтоб никого больше не разбудить. – Серж проворчал: «попасть бы в такое окошко», я не выдержал: – Уж попади, прошу тебя! Александр, вы сидите у себя как ни в чем не бывало, наведите порядок тут. Что у вас все разбросано? Чай заварите, помойте посуду, займитесь делами. Остальное мы сами сделаем.

– А что вы сделаете? – спросил он испуганно. – Что вы собираетесь делать?

– Как это что? Хоронить, конечно.

– А можно мне к вам потом переехать?

Я сказал, что, конечно, можно, уговор в силе, и посоветовал собрать вещи.