Обитатели потешного кладбища

Он на него не сразу набросился. Саша говорил очень сбивчиво, опять заикался, путался (казалось, в нем пробудилось несколько человек, которые спорили, перебивали друг друга); мне трудно склеить его рассказ; у него было несколько версий убийства (проговори мы дольше, уверен, эти версии множились бы и множились), но все они сходились в одном: в том, что он его убил, на этом Александр настаивал, это было невозможно отменить. Он внезапно менялся и менялся столь сильно, что казался мне другим человеком, незнакомым и… Я с ужасом думал: а не Четвергов ли это? Но ведь это невозможно! Я отгонял эти мысли и внимательно слушал, пытался обнаружить зазор, спасительную лазейку, через которую я мог бы вывести его из этой безумной метели, как в сказках спасают ребенка, но его руки свело судорогой на горле Четвергова, эти пальцы уже не разжать. Александр был в Скворечне, он проживал это вновь и вновь, набрасывался на свою жертву, валил Петра Четвергова и душил – то на столе, то на ящике с книгами, то на полу, Четвергов сопротивлялся, ему удавалось вырваться, они продолжали свою беседу, некоторое время они говорили, а затем убийство возобновлялось, Саша душил его платком, шарфом, запихивал в рот бумаги, затем они опять говорили, Четвергов что-нибудь рассказывал, он оказался разговорчивым, он вздумал покаяться, его распирало от слов, он не мог остановиться, Саша слушал, слушал, терпел и, точно шторм, с новой волной подминал его под себя, они проваливались через люк в хранилище, или скатывались вдвоем по металлической лестнице вниз, путались в вьюне, проворачивались, кувыркались бесконечно… Это был кошмар! И он жил в этом кошмаре! Серж, я старался его растормошить, чтобы он очнулся, но ничего не мог сделать. Поверишь ли? Я отвлекал его, задавал вопросы… спросил, что случилось с архивом.

– Я сжег его. Сразу после того, как получил от отца письмо.

– Ты получил от отца письмо?!

– Да. Мне передали его через посольство. Я получил приглашение на Гренель. Там мне передали письмо. Я уже знал, что мой отец был замешан, поэтому никому ничего не сказал, я скрывал это от всех, я таил это в самой черной комнате моей души, которую даже от себя старался держать закрытой. Прочитав письмо, тут же его уничтожил. А мне в лицо смеялись. Что ж вы так, говорят, с письмом отца поступаете? Они несомненно были в курсе, кем он был. Они меня сразу взяли на крючок. Думали, что теперь я целиком принадлежу им. Не хотите ехать, не надо. Оставайтесь. Но вы – наш.

– Так и сказали?

– Не так прямо. Им не надо было что-то говорить. Все было и так ясно. Раз отец у них, я буду им служить. Но я не служил! А все подумали бы…

– Я бы не подумал.