Обитель

Жалованье было почти две тысячи рублей, Яна не наврала. Я ни разу не посылала денег домой. Оправдывалась, что почта не найдёт. Мама заболела и умерла. Отчим исчез, я не искала его.

Когда всё это перечисляешь, получается, что было грустно и плохо. А между тем было очень молодо, всё время была надежда и поэзия.

Ф. знал стихи наизусть, я так удивилась. Что-то ужасное, вроде Северянина. У него дурной вкус, кажется мне иногда. Но оттого, что он мужчина, он умеет свой дурной вкус нести так, как будто вкус его хороший.

Хотя я снова злюсь. Он умный. Мне невыносимо.

14 марта

Впервые и так остро почувствовала: весна. Как хочется прожить весну сильно. Молодость стала ощутима: она ещё есть, но как будто она топливо, и кончается.

Я могла бы на этом топливе уехать ещё достаточно далеко, но стою на месте.

У меня нет ничего: любви, ребёнка, родителей.

Есть только люди, которым я делаю больно.

Но они этого заслуживают. Все врут, как маленькие, и думают, что незаметно. Все невиновны. И все ненавидят советскую власть. И все готовы целовать мне сапоги.

Когда я их вижу, я начинаю больше любить нашу революцию. Она стоит за мной, как стена.

15 марта

Отвратительно, что это произошло. Отвратительно, что это произошло с Д. Он идиот, у него нет ума, нет мыслей, у него только наглость и самомнение. Он меня взял этим.

Сегодня пришёл, я твёрдо сказала: «Забудь. Если хоть один слух о том, что ты кому-то об этом сказал, дойдёт до меня, ты знаешь, что я могу. Ты знаешь, что может Ф. Ты должен думать о своей безопасности».

Удивился, молча ушёл. Лицо красное, даже уши покраснели от удивления. Глаза ненавидят.

29 апреля

Ночью не выдержала и поехала к его дому. Вдруг поняла, что конь знает дорогу.

Стояла, смотрела на окна. Одно горело.

Представляла, как он заметил меня, вышел и обнял.

«Ну что ты, глупая, — говорит, — я так ждал тебя».

Враньё, какое мерзкое враньё.

Ехала обратно, плакала.

Красноармейцы на воротах смотрят подло, словно всё понимают. Как хорошо было бы их расстрелять.

3 мая

З. мне рассказала, как Ф. отметил Первое мая. Животное. Я уже догадывалась. Однажды даже подслушала разговор об этом, но убедила себя, что всё показалось.

17 мая

Ф. читал запоем, потом вообще перестал. Сказал, что больше всего любит читать приказы и декреты. Кокетничает, потому что он тут отдыхает, мог бы пополнеть, но его внутренний жар пережигает последствия его бесконечных застолий.

И ещё, конечно, мужской его жар и банные оргии с любимыми каэрками. Сволочь, мерзкий. О, как убила бы его. Как смотрела бы ему в глаза, когда бы он услышал: «Привести приговор в исполнение».

(вечером того же дня; успокоилась)

Потом Ф. сказал, что со временем будут читать только газеты или, на худой конец, дневники и воспоминания. Это самое честное, он сказал. Какая чушь! Все дневники и воспоминания — куда большее вранье, чем любой роман.

В романе писатель думает, что он спрятался, и открывается в одном из героев, или в двух героях, или в трёх героях весь целиком, со всей подлостью. А в дневнике, который всегда пишется в расчёте на то, что его прочтут, пишущий (любой человек, я, например) кривляется, изображает из себя. Судить по дневникам — глупо.

Если б я писала роман про Ф., я бы… Там было бы всё по-другому, чем здесь. Я описываю здесь только правду — той, которой она мне видится. Но для описания жизни — правды не хватает! Правда событий, их перечисление и даже осмысление охватывает только очень маленькую, внешнюю, смешную часть жизни.

Пишешь правду — а получается неправда.

(вспомнила, забавно)

Вызывала Шлабуковского, который шёл по делу «Ордена русских фашистов».

Шлабуковский хорошо знал Есенина, знает всю эту среду. Расспрашивала его целый час о Есенине и Мариенгофе. Он никак не мог понять мой интерес, но осторожно рассказывал, а потом даже вдохновенно, расслабился.

Подумала вдруг: вот сложилась судьба, и я попала на поезд Троцкого, затем сюда, но могла бы остаться в Москве, дружила бы с поэтами, стала бы жить с кем-нибудь из них. Больше потеряла бы или больше приобрела?

Я бы не знала очень многого. Я бы не знала цену революции. Я была бы моложе и глупей.

Какой вывод? Я ни о чём не жалею.

Шлабуковский кокаинист. Есть какая-то возможность добывать кокаин даже сюда. Ф. театрал, хочет отпустить его досрочно по амнистии. А нужно было бы добавить ещё пять лет.

19 мая

Мне вчера привезли духи и тушь из Кеми.

Ф. зашёл ко мне в кабинет. Смешно: как будто на запах. Он же охотник. Он как охотничий пёс. Услышал запах и увлёкся.

Всё опять случилось. Это смешно, но мой смех счастливый.

Иногда стучится болезненная мысль про его женщин, его скотство, о том, что он может заразить меня: я тут видела, что происходит. Но быстро, быстро, быстро отгоняю эти мысли.

Такое счастье. Такое мещанство: я так хочу наряжаться.

Громко пою:

Я сошью тюрнюр по моде,
Что не спрячу, то в комоде.

Он сказал, что ждёт меня вечером, чтоб я приехала.