— Разве я тебя мучаю? — у графа определённо есть привычка отвечать вопросом на вопрос.
- А как иначе это назвать? — я решила не отставать и отвечать так же.
Тарион придержал Тьму, и архара пошагала медленным размеренным шагом,
почти не качая нас. Граф же отпустил вожжи и уместил свои руки на моих плечах. Легонько сжал их и провёл вниз, до ладоней, чтобы накрыть их своими руками. Я вздрогнула, помня, что для южан прикосновения рук, особенно без перчаток, значат куда больше, чем поцелуи.
— Это отношения, — заговорил он, сжимая мои ладони, — когда мужчина и женщина узнают друг друга, — губы снова коснулись моей шеи, а руки вернулись на талию.
Я же не понимала, почему так сильно бьётся сердце, словно стремясь вырваться из груди, проломив рёбра, и с надеждой смотрела на приближающиеся ворота
Обители. Я потеряла нить происходящего, не знала, чего хочет Тарион, и самое страшное, что я испугалась собственной реакции. Не понимала охватывающего жара, тяжести в животе, мурашек…
— Я хочу узнавать тебя, Лидия, — припечатал граф, вынудив меня повернуться к нему и посмотреть в глаза. — И я буду делать это.
- А если я не хочу? — несмело поинтересовалась я.
Просто его присутствие и такая близость, это… я не знаю, как описать! Это ужасно! Я никогда подобного не ощущала и не должна была ощутить! Я боялась влюбиться, тем более в такого человека, как Тарион Штейн. Вся сущность мурии во мне вопила, что от него нужно бежать, он опасен, коварен, беспощаден!
Граф же ухмыльнулся и, обхватив моё лицо ладонями, нагло заявил:
— Я не спрашивал тебя, женщина, — проговорил он всё с той же ухмылкой, — я мужчина, и ты должна просто подчиниться.
Сердце отчего-то болезненно сжалось, стало горько. До того, что захотелось заплакать. Как раз в этот момент мы въезжали в ворота Обители, и стоило мне только подумать, что я не хочу видеть Тариона Штейна в своём доме, защита замка буквально вырвала меня из его рук, а архару вместе с седоком отбросила за ворота. Контур полыхнул алым, а я стояла в паре шагов от Тариона, который не мог пройти на территорию Обители.
Бешенство на красивом лице правителя Голдштейна смотрелось великолепно.
Пожалуй, ему идёт злость.
- Что это было? Что ты сделала? — разъярённо вопрошал граф.
- Пусть я женщина, но подчиняться никому не обязана.
Я чувствовала себя опустошённой. Не привыкла я к подобным эмоциям, не хотела их, и не хочу до сих пор. В последний раз взглянула на графа, в глазах которого не наблюдалось ни осознания, ни раскаяния, и, развернувшись, пошла по аллее.
Тарион что-то кричал вслед, но я не запоминала фраз. Только пройдя где-то половину пути до корпуса, свернула вглубь сада и разрешила защите впустить графа. Сталкиваться с ним не хотелось. Определённо не сегодня.
Я присела рядом с гнездом лигранов, чтобы меня не было видно с аллеи, положила руки на землю и подпитала Обитель. Арта Поли, кстати, в замке ещё не было. Нужно отследить его возвращение, потому что мне очень хочется посмотреть, как он будет работать с Троем.
Вскоре мимо меня промчался граф Тарион верхом на Тьме. Я провожала их взглядом до самой конюшни, пытаясь понять хоть что-то, понять себя. Не выходило.
Я поднялась и медленно, наслаждаясь вечерней прохладой, побрела к замку. Какая-то часть обитателей уже вернулась, другие же ещё гуляли. Моих друзей не было. Комната Кима была заперта и пустынна, как и жилища Ена и Рии.
Когда я приняла душ и, укутавшись в пушистый халат, устроилась на кровати, намереваясь прочесть одну из тетрадей отца, посвящённых искусству исцеления,
появился Олес.
— Я приходил за тобой в трактир, но напуганная до смерти мурия сказала, что тебя уволок Штейн.
- Так и было, — улыбнулась я. — Но не волнуйся, ничего плохого не случилось.
— По твоему виду не скажешь, — проворчал Олес. — Я слышал ваш разговор с Марисой.
Я вопросительно взглянула на живуна, не понимая, о каком разговоре идёт речь, и как он мог его слышать.
— Вторая ракушка в её кармане, — я очень надеюсь, что дух произнёс это, смущаясь, потому что подслушивать чужие разговоры вот так в наглую — верх бестактности! Тем более что одну ракушку я и так спрятала в комнате Марисы, чтобы Олес мог туда перемещаться. — Так вот, о разговоре, — пока я не начала высказывать своё мнение, заговорил живун. — Я считаю твою идею с турниром здравой.
Я даже не сразу поняла, о какой идее идёт речь, но когда дошло, удивлённо воззрилась на живуна и повторила все те три пункта, по которым это категорически не возможно.
— Тебе не понравится моя идея… — пробормотал он, — ну да ладно, слушай. То, что ты не воин, легко исправить, достаточно лишь договориться с Марисой. Сама говорила, что она, руководя Троем, одержала победу и дралась отлично, — я хотела попросить Олеса остановиться, но он, заподозрив это, сверкнул глазами-рубинами, и
я потеряла дар речи. В прямом смысле этого слова: хотела заговорить, но не смогла.