Обитель милосердия [сборник]

Заполненными оказались и зрительские, обычно полупустые, ряды — всё было забито адъюнктами и преподавателями. Даже слушатели, чуравшиеся туманных научных диспутов, на этот раз примчались и за неимением мест расселись прямо в проходах.

В первом ряду среди прочих соискателей раскинулся Дюкин. О команде Чурбанова ему было известно, и он то и дело внушительно поглядывал на часы с видом занятого человека, впустую теряющего время.

Наконец в президиум поднялся Игошев. Постучал ручкой по графину, обвёл взглядом враждебный сегодня зал и предпринял последнюю попытку спасти ситуацию:

— Товарищи, у нас обширная повестка плюс две защиты. Кроме того, вынесены на утверждение пять кандидатских тем. Все предварительно согласованы с научными руководителями и одобрены кафедрами. Предлагаю для экономии времени утвердить пакетно, как мы частенько практикуем. Если нет возражений, переходим ко второму вопросу повестки…

— Как то есть пакетно? — прошелестел слабый голос генерала Весельчука. Оказывается, когда надо, он слышал. — Почему пакетно? Нет уж, давайте без халтуры. По каждой кандидатуре.

И, разумеется, был поддержан.

— Ну, если не жалко времени… — Игошев укоризненно покачал головой.

Первые четыре темы просвистели, как пули, — через пяток минут были утверждены.

— Последняя тема: «Действия органов внутренних дел в период массовых беспорядков». Соискатель Дюкин. Кафедрой общественного порядка одобрена. Полагаю, и нам следует сделать то же самое. Кто за? — Игошев бодренько поднял руку и умоляюще посмотрел на лучшего друга — Арапетяна.

— Рука не поднимается, — извинился тот.

— А что это за тема такая? — свежо поразился Юрий Игнатьевич Липатов, будто никогда прежде не слышал ни о теме, ни о соискателе. Зал предвкушающе затих. Липатов, автор известных монографий по уголовному праву, снискал репутацию крупного ученого. Но куда круче была его слава полемиста. Потому что в трудах его, обстоятельных, но холодно-бесстрастных, пропадало главное человеческое качество Юрия Игнатьевича — едкая и всепрожигающая, словно соляная кислота, язвительность. Оппонентов в научном споре он просто сжигал. А уж что за оппонент для него косноязыкий Дюкин?

Игошев безнадежно прикрыл глаза.

— Пусть соискатель для начала объяснит, где это он на седьмом десятке лет советской власти выискал массовые беспорядки? — потребовал Ляпунов. — Только встаньте, когда к вам обращается член ученого совета.

Дюкин поднялся.

— Может, щас и нет. А если будут?

— Откуда вдруг будут? — Липатов плотоядно сощурился. — Или вы не слышали, что у нас общество развитого социализма построено?

— Что ж с того, что построено? — Дюкин набычился. — Бывает-то всякое. Я вот много лет по Прибалтике служил. Там разные настроения. Есть и которые экстремисты — за отделение. И если вдруг полыхнёт, надо ж знать, кто, куда, за кем. Чтоб без паники. Ранжированно.

— Вы что же, не верите в интернационализм братских советских народов? — перебил его Липатов.

Наступило неловкое молчание. Использовать в научном споре популистскую риторику здесь всегда считалось моветоном. В стремлении отхлестать выскочку-солдафона Липатов нанес удар за гранью фола.

Положение поправил Безродный.

— Давайте обсудим заявку по существу. Пусть соискатель для начала обоснует новизну, актуальность исследования. Изложит диссертабельные положения. Готовы сформулировать собственный концептуальный подход? — обратился он к Дюкину с любезностью распахнувшего пасть крокодила.

— Так… Раз положено.

— Только, пожалуйста, кратко, по основным дефинициям.

— По чему? — помертвел Дюкин.

— Вот именно.

Дюкин стиснул челюсти. Он уже понял, что будут мордовать. Но сделать ничего не мог. Теперь это был бой на чужой территории. И под рукой ни одной гранаты.

Мордовали его нещадно. Со всей возможной вежливостью и предупредительностью. Так что через полчаса вышел он из аудитории совершенно оплеванный и, само собой, неутвержденный.

Тему, конечно, через неделю утвердили. Закулисно. Настоять на своем для Чурбанова стало делом принципа. Но только сам Дюкин с этого момента к науке остыл окончательно.

А вскоре случилась смерть генерального секретаря. Из кресла замминистра на скамью подсудимых пересадили Чурбанова.

И как-то незаметно, в одночасье, исчез из академии притча во языцех полковник Дюкин. Говорят, канул обратно в омут внутренних войск. Академия отторгла инородное тело. Цветник остался цветником, не дав «опустить» себя до скрещивания с брюквой.

Но я часто вспоминал полковника Дюкина. Прошло каких-то семь лет, и массовые беспорядки покатились, нарастая, по огромной Стране Советов.

И все: КГБ, внутренние войска, прокуратура, да и высоколобые ученые тоже, оказались к этому совершенно неготовыми.

Гулливер Из цикла «Академия МВД»

Я потянулся постучать, но дверь сама распахнулась: то ли от прикосновения костяшек пальцев, то ли от дуновения ветра с лестничного пролёта. Сидевший в кабинетике человек недоумевающе вскинул плоское лицо с вдавленным боксерским носом.

— Что? В школе не научили стучаться? — хмуро съязвил он.