«Ну, попал», — расстроился я. Еще не зная, что в самом деле попал — в десятку. Нашу судьбу определяют характер и удача. Характер, если его достает, ведет тебя к цели. Удача, если милостива, расставляет на твоем пути людей, придающих ускорение либо подправляющих маршруты твоего движения. Ворвавшись в октябре 1984 года в кабинет № 714 на седьмом этаже Академии МВД, я не догадывался, что именно удача сюда и привела. Та осень выдалась для меня тяжеленной. В сентябре едва не сорвалась защита кандидатской диссертации по причине, совершенно невероятной, — один за другим слегли оба оппонента. Одного из них — спасибо ему огромное — пришлось привозить на защиту прямо из больничной палаты, в промежутке между утренней и вечерней капельницами.
Но главное — в ноябре истекал срок адъюнктуры, и необходимо было срочно определиться с трудоустройством. В адъюнктуру я поступил из Калинина, где работал в следствии.
Возвращаться на практику, имея ученую степень, понятно, не собирался. Напротив, мечтал, подобно своим учителям — Гаухману, Ляпунову, — посвятить дальнейшую жизнь правовой науке. Само собой, в Москве. Адъюнктом я оказался не из худших, и варианты трудоустройства намечались, но при одном непременном условии — наличии московской прописки. А для этого необходимо было обменять однокомнатную «хрущевку» в Калинине, в которой жил с женой и восьмилетним сыном, на комнату в Москве или Подмосковье. После долгих мытарств нашелся вариант в химкинской коммуналке. Само собой, с изрядной доплатой.
Вскоре, впрочем, выяснилось, что сговориться друг с другом — это даже не полдела. Куда важнее — убедить жилищную комиссию райисполкома, что, совершая обмен, стороны не покушаются тем самым на подрыв социалистической экономики, на совершение массовых беспорядков, в том числе с использованием пиротехники и взрывчатых веществ, что обмен не является посягательством на основы конституционного строя СССР и что под его прикрытием ты не планируешь развязать агрессивную войну против мирного человечества.
После я снял с книжной полки «Божественную комедию». Искал у Данте, в какой круг ада поместил он членов жилищных комиссий райисполкомов. Не нашел. Оказывается, не было во Флоренции тринадцатого-четырнадцатого веков жилкомиссий. Дальше листать не стал. Если Данте не знал обменов, значит, не ведал истинного ада. Сколько же невидимых миру слез, несбывшихся надежд и разбитых иллюзий осталось намотано на том крюку, что торчал возле зала заседаний химкинской жилкомиссии, — на нем вывешивались списки разрешенных обменов. Я оказался из редких везунчиков.
Порхающей птичкой, помахивая ордером, полетел я в Академию МВД — рапортовать, что препятствий для моего трудоустройства более не существует. Тогда мне так казалось. Правда, свободных вакансий на моей кафедре — уголовного права МФЮЗО — не было. Но начальник адъюнктуры, грубейший и добрейший Николай Иванович Майоров, тут же предложил вариант: на седьмом этаже академии разместили лабораторию проблем предварительного расследования ВНИИ МВД. Есть пара мест. Вновь назначенный начальник отдела Анатолий Петрович Гуляев попросил подобрать кого-нибудь посмышленей.
— Звонить?
Гордясь собственной смышленостью, я вытянулся и пристукнул каблуками. Жизнь вновь улыбалась. Вот так, улыбаясь, я и зашел в тот самый кабинет 714.
— Так чего не стучишь? — буркнул Гуляев.
— Пытались приучить стучать, да не вышло, — сдерзил я. — А насчет стучаться, дверь у вас, похоже, сама открывается… Я от Майорова.
— А я думал, от науки, — Гуляев выжидательно прищурился. Я догадался — это он так пошутил. И теперь ждет реакции. Должно быть, проверяет чувство юмора. Юмор, по мне, был весьма среднего разлива, но я коротко подхихикнул. Чуткий к фальши Гуляев поморщился, кажется, заподозрил во мне подхалима.
— Защищался по уголовному праву?
— Так точно.
В желании понравиться я переусердствовал. Не монтировались мои очочки и джемпер из лапши с бравой подтянутостью прирожденного строевика.
На узком лбу Гуляева проступила глубокая морщина разочарования.
— Ну, а у нас совсем другой профиль: уголовный процесс, криминалистика. Думаю, тебе не подходит.
— Я, на минуточку, до адъюнктуры начальником районного следствия работал, — напомнил я.
— Слышал. Но теперь-то ты «уголовник». Почему же согласился перепрофилироваться? — Маленькие острые глазки испытующе вонзились в меня.
— На кафедре у Гаухмана вакансий не нашлось, — честно ответил я.
Гуляев неприязненно хмыкнул. Ничего другого он и не ждал.
— Мотылек, стало быть. Решил пересидеть, где ни попадя, лишь бы в Москве.
Положительно, с каждой секундой я нравился ему всё меньше.
— Именно так, — подтвердил я. Объяснять, что, работая в лаборатории, рассчитывал засесть за докторскую диссертацию на стыке права и процесса, счел излишним.
Гуляев намекающе глянул на часы, давая понять, что аудиенция закончена. Следовало отдать ему должное — действовал он честно и прямо. Кандидат не понравился, и скрывать это он не считал нужным.
Я сделал движение к двери.