Обитель снов

– Четверка, привет! Извини, что совсем забыла о тебе… Во всем виноваты мои бесячие мужики, отец и Денис. Они что-то скрывают от меня, оба стали жутко раздражительными, слова без психов не вытянешь. Денис дома через день появляется – я уж решила, что он маромойку себе завел какую-нибудь. Хотела даже скандал с рукоприкладством закатить, но мама говорит, что отца чаще раза в неделю не видит, он круглыми сутками пропадает на Объекте, там сплошной аврал, работа в три смены, без перерывов и выходных. Значит, мой козлинушка там же пропадает. Приползает ночью чуть живой, до кровати еле добирается и тут же вырубается. С утра же сваливает на свой ненаглядный Объект еще до первых петухов… Петухи, Четверка, это птицы такие, с функцией встроенного в одно беспокойное место будильника.

Трудоголики фиговы! Со своим складом дурацким совсем из ума выжили! Я о личной жизни скоро напрочь забуду, суженый трахает работяг, которые «еле шевелятся», и «тупых» начальников участков, а мне что делать? Неделя-другая, и полезу на потолок. Или поддамся на Катюхины уговоры, зависнем в какой-нибудь злачности, и там таких рогов ненаглядному наставлю, чтоб головы поднять не мог, не пробив этот самый потолок.

Но потолок жалко, потому пока держусь из последних сил.

Хоть замысловатые угрозы девушки про злачность и рога прошли мимо сознания Ника, основное было понятно: с таинственным Объектом ее отца (ну и жениха, будь он неладен) что-то происходит или вот-вот должно произойти.

Никите приходилось разрываться между архивами, гнусными в своей безнадежной муторности, и дневником Эль, где определенно намечались весьма активные подвижки. К сожалению, первостепенной задачей значился дядин автомобиль и схрон с оружием, история девушки отодвинулась на задний план. Но…

Особых «но», чтобы оправдать любопытство, у Ника не находилось: как объяснишь занудной совести и вторящему ей чувству долга, что дневник в тысячу раз познавательнее глупых бумажек с глупыми цифрами?

Компромисс, невзирая на происки внутреннего врага, именуемого добропорядочным термином «совесть», нашелся. Сначала Никита перестал дотошно, слово в слово, записывать услышанное от диктофона, затем перешел к вольному и весьма краткому пересказу, а кончилось все тем, что на бумагу теперь переносилось лишь самое важное, содержащее крохи полезной информации. Таким образом, за то куцее время, что было отведено дневнику, он, более не обремененный обязанностями писаря, прослушивал в несколько раз больше записей, чем обычно. И волки сыты, и овцы целы, что в переводе с дядиного на человеческий означало: архив на месте не стоит, и дневник изучается ударными темпами.

– Были вчера у родителей, в это время к ним офицер какой-то нагрянул. Я в родах войск полная дура, в форме не разбираюсь, но сразу видно, серьезный мужик – старый, весь седой, но суровый, ужас просто. Мой Дениска чуть не в струнку вытянулся, да и отец уважительно с ним, хоть и по имени звал, обнимал, но без панибратства, это точно. Давно не видела, чтобы батя на кого-то снизу вверх глядел, он ведь шишка еще та, с министрами за ручку здоровается, но офицер, видать, пошишковитей будет. На порядок.