Обиженная

В дверь уже настойчиво звонили, и Андрей вышел наружу.

– Чем обязан? – спокойно спросил он у широкоплечего капитана. Рядом нерешительно топтались двое понятых.

– Андрей Викторович Белов? – пробасил он.

– Да, это я.

Из-за спины капитана вышел невзрачный мужчина с невыспавшимся лицом, одетый в штатское, и представился:

– Следователь Глянцев. Вот санкция на обыск, Андрей Викторович. Ознакомьтесь.

Андрей мельком пробежался по тексту, ощущая, как тягостные предчувствия превращаются в явь.

– Вы, наверное, слышали про эти убийства? Так вот, задержанный по этому делу – бывший собственник дома, который вы приобрели, – счел нужным пояснить Глянцев.

– Вы что же думаете, я на чердаке трупы прячу? – усмехнулся Белов, хотя, признаться, ему было далеко не до смеха – не хватало еще, чтобы его имя упоминалось в связи с этими чудовищными убийствами.

– Я ничего не думаю, Андрей Викторович, – вежливо ответил следователь. – Я прошу меня извинить, что нарушаю вашу частную жизнь, но я действую в рамках закона. Совершено тяжкое, резонансное преступление, и мы обязаны обследовать место, где ранее проживал подозреваемый. А заодно задать вам пару вопросов. Вы не волнуйтесь, это обычные формальности. Вам как юристу и опытному адвокату это известно не хуже меня.

Андрей плотно сжал губы. Формально следователь прав, тем более он человек подневольный. Да сам Белов на его месте поступил бы точно так.

– Прошу в дом, – сказал Андрей.

У дверей он чуть не столкнулся с побелевшей матерью.

– Что случилось, Андрюша? – срывающимся голосом спросила она, и Белов в двух словах объяснил ей ситуацию.

Алла же вообще не выразила какого-либо удивления, словно ранний визит полицейских с обыском – вполне обычное явление, и продолжала смотреть мультфильм.

Обыск не занял много времени, да и двое оперативников, проводившие его, не проявляли особого рвения и вели себя очень вежливо и корректно.

– Распишитесь здесь, – сказал Глянцев. – Благодарю.

Только когда следователь и все остальные убрались восвояси, Белов дал волю чувствам и от души выматерился, благо мать и Алла не могли его слышать. Затем он взял телефон и набрал номер Дымкова Ивана, бывшего сокурсника, ныне начальника ГУВД.

– Иван? Доброе утро. С наступившим тебя.

– Андрей, ты, что ли? Привет. Говори быстрее, у меня сейчас дел невпроворот – народ маньяка требует, вон, под окнами пикет уже стоит!

– Ты знал о том, что бывший хозяин моего дома и есть ваш маньяк?

На минуту на линии воцарилась тишина, было лишь слышно недоуменное сопение полковника.

– Не может быть, – наконец проговорил Иван. – Мне передали, что он жил на Лесной, но… неужели?

– Твои бойцы сейчас у меня обыск делали, – сообщил Андрей. – Я все понимаю, служба и так далее, но ты бы хоть предупредил меня.

– Андрей, клянусь, я не знал, что так все совпало! Ну, я сейчас им устрою! Старшего группы выдрючу, как помойного кота!

– Ладно. Власов сейчас у вас?

– Да, – отозвался Дымков, немного остыв.

– Я приеду. Ты дашь мне возможность с ним поговорить? Сам понимаешь, у меня тоже кое-какие вопросы появились.

– Хорошо, – после некоторого колебания согласился полковник.

Андрей наспех собрался и выскочил на улицу. «Не нравится мне этот дом…» – эти слова, произнесенные риелтором, появились в памяти невзначай, словно принесенные ветерком листья.

Про парик он больше не вспоминал.

* * *

После санчасти Сергей провел пять дней в ШИЗО, как и предрекал ему седой «лепила». Крохотная, темная камера с грубыми, шершавыми стенами (чтобы не оставлять надписи), температура около десяти градусов, из интерьера лишь жалкое подобие койки, которую после утреннего подъема «пристегивают» к стене, как в плацкартных поездах верхние полки, и опускают лишь после отбоя, так что весь день присесть можно только на корточки либо на пол. Из еды – холодная баланда с мерзким вкусом тухлятины и подгоревший хлеб. Учитывая, что на дворе зима, эти пять суток показались ему сущим адом, но все равно это было несоизмеримо лучше, чем днями и ночами валяться рядом с парашей в нескончаемо-безумном ожидании, когда кому-то из зэков приспичит снять сексуальное напряжение.

Когда его водворили обратно в камеру, все держались так, будто ничего и не случилось. Сергей молча сел на свою «скрутку», плоскую, как блин. Календарик куда-то запропастился, но он уже не нуждался в нем – до освобождения оставалось ровно три дня.

Рука все еще болела, но кисть работала нормально, и он мог свободно шевелить пальцами, а это уже было хорошо. А уродливый шрам можно закрыть какой-нибудь татуировкой. «Ага, татуировка… вот только как ты будешь жить с тем, что с тобой здесь сделали?» – едко поинтересовался у него внутренний голос. И Сергей был вынужден признать, что прежней жизни у него уже никогда не будет. Впрочем, он на это и не рассчитывал.

– Эй! – позвал его Вика. Сергей даже не посмотрел в его сторону. Вика подполз ближе и, обдавая его зловонным дыханием, зашептал: – Ты это… не держи зла на нас, Свет…

– Меня зовут Сергей, – механическим голосом произнес мужчина.