– Хочешь, я с тобой пойду? – предложил сердобольный Ромка. Как обычно он чутко уловил мое настроение, только не понял до конца, в чем дело. А мне пока не хотелось рассказывать.
– Лучше тебе не светиться перед папой.
– Вот и отлично, займусь пока девушкой из банка.
Прозвучало неоднозначно.
– Фу, – поморщилась я, не в силах смотреть на Ромкину светящуюся физиономию. – Свози ее хотя бы сначала анализы сдать. А потом в салон красоты… и по магазинам бы тоже не мешало.
– Придушить бы тебя…
– Тебе пора на выход, – перебила я, прикрыв глаза. – Мне скоро на ужин, времени на сборы совсем чуть.
– У тебя еще больше шести часов.
– Говорю же, совсем мало.
Ромка выругался сквозь зубы, но встал и покорно пошел к выходу, не забыв чмокнуть меня в губы и красочно хлопнуть дверью. Наконец-то я осталась одна, за эти три дня друг успел мне изрядно надоесть, на общение с ним уходило слишком много энергии. Когда я говорила ему это в лоб и пыталась выгнать хоть ненадолго, он заявлял, что если бы я не тратила все силы на дурацкие сцены и представления, было бы проще нам обоим. Никогда не понимала людей, которые постоянно ищут простоту, это же напрочь лишено смысла. Но сколько я ни пыталась спасти Ромку от серости, он все равно тянулся обратно. Как прозаично.
Глава 6
Отдохнув с полчаса, я позвонила стилисту Оксане. Та пообещала прибыть через два часа. Есть время побыть в одиночестве, наконец-то. Разве интересному человеку может быть скучно наедине с собой? Нет, конечно.
Мысленно я начала готовиться к сегодняшнему вечеру. И, если ограбление спланировать весьма просто и занимательно, то к семейному ужину требовался иной подход. Более основательный. Вечер в компании Симбириных – это вам не ограбление, испугом не отделаться. Даже не знаю, что перенести тяжелее: папулины бесконечные попытки подыскать мне жениха-подкаблучника, причем его подкаблучника; мамины излюбленные истории о покинутом театральном прошлом и их нынешнем счастье с папой (и тут смотри первый пункт с замужеством); или от придурковатости брата.
Нет, я вполне могла терпеть каждого своего родственника, но по отдельности. Вместе мы никак не сочетались, слишком все разные. Мама с ее актерским прошлым все время меняла образы, причем застревала в них надолго, иногда на целые годы. Сейчас она Мать Тереза, бегает по благотворительным вечерам, организует собственные, постоянно жертвует все и всем. Как-то притащила домой блохастых котят, от такого у всего семейства глаза на лоб полезли. Особенно у папы с его аллергией. Сейчас при маме нежелательно ругаться, но с другой стороны, любое ругательство она вполне могла пропустить, так часто в облаках витала. Она вообще жила в своем собственном мире, розовом и сказочном, много улыбалась и смеялась. И отличалась неземной красотой. И годами была предана Шекспиру, зачитывала его произведения в оригинале нам с Мартом еще когда мы были детьми.
– Какие бы вопросы тебя ни мучали, Сентябрина, ты всегда найдешь ответы здесь, – постукивала она по томику «Ромео и Джульетты».
Наверное, это любовь ее так окрыляла, ведь с папой они жили душа в душу. Это парадокс, ведь в семьях, подобных нашей, любовь живет редко, а если появляется, то быстро умирает под гнетом пороков. Но, глядя на маму и отца, я верила в чудо, ведь они до сих пор смотрели друг на друга так, словно у них медовый месяц.
Это был как раз тот случай, когда противоположности притягиваются. Мама с ее одухотворенностью отлично уравновешивала отца, с его жестким и требовательным характером. Отец вырос в непростой семье, его не баловали, с детства растили как наследника состояния Симбириных. Состояния немалого, на отцовские плечи легла большая ответственность. И он справился, теперь в городе мало что не принадлежит нашей семье.
Знаю, папа мечтал оставить все это сыну, когда-нибудь. Как и его отец оставил ему. С сыном не выгорело, семейным бизнесом когда-нибудь придется заняться мне. В последние годы папу сильно тревожил вопрос наследия, все из-за несчастного случая с его другом и его сыном. Смерть всегда производит впечатление, вот и папуля занервничал и о внуках заговорил раньше времени, да и вообще, многое переосмыслил. Требовательность отца распространялась больше всего на меня, с мамой и братом он никогда даже не спорил, легко им уступал во всем. Говорил, что семья – не поле для битвы, особенно если все можно уладить одним простым компромиссом. Воевали мы чаще вдвоем, да и то вполсилы.