Облачно, с прояснениями

— Мороз полезен для здоровья, — сказала Рена. — Во всяком случае, лучше, чем слякоть и сырость.

— Все плохо, — сказал Сева.

— Начинаются рождественские морозы, — задумчиво произнесла Рена.

— Терпеть не могу морозы, — сказал Сева.

«Врешь, — мысленно ответила Рена. — Это ты нарочно для меня говоришь, а я знаю, что любишь».

— Где твои лыжи? — спросила она вслух.

Сева пренебрежительно пожал плечами:

— Не знаю. Где-то там, на антресолях.

— А ты любил раньше ходить на лыжах, — сказала Рена.

— Мало ли чего я любил, а вот теперь остыл начисто.

«Врешь, — снова возразила Рена. — Не может этого быть! Это ты из-за меня так говоришь, чтобы я не страдала, чтобы мне не было больно, потому что уж кто-кто, а я о лыжах должна позабыть напрочь и навсегда».

— Помнишь, — спросила, — как это у Жуковского?

Громким, четким голосом отчеканила:

Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали.
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали.

— Разве это не Пушкин? — спросил Сева, засмеялся. — Ну прости, прости мое невежество!

— Прощаю, — сказала Рена. — У тебя зато есть много других очень даже приятных качеств.

— У меня плохая память, — признался Сева. — Что-нибудь прочитаю, тут же забуду, как не читал вовсе. У тебя ведь так не бывает, верно?

«Ну и что с того? — хотелось ответить Рене. — Я бы поменялась с тобою сию же минуту. Черт с ней, с моей хваленой памятью, пусть я ничего не помню, пусть буду забывать все, что бы ни прочитала, лишь бы ходить, бегать, прыгать вот так, как все остальные люди…»

— У меня, конечно, так не бывает, — сказала она. — Я так много помню, что, честное слово, сама удивляюсь, как это все помещается в одной моей голове!

Тряхнула волосами, темно-русые волосы падали на худенькие плечи, оттеняя впалые, почти прозрачные щеки.

«Лучше бы ты ничегошеньки не помнила, а была бы здоровой и сильной, — мысленно возразил Сева. — Чтобы никогда не сидела дома, бегала бы на свидания, красила глаза синей краской, канючила бы у меня модные сапоги и колготки до самого горла и меняла бы хахалей одного за другим… Ах, как было бы хорошо!..»

— Симпатично у нас дома, — сказал он. — Ты не находишь? Тепло, уютно. Верно?

— Ничего, — ответила Рена. — Подходяще, в общем.

— Обедать будешь?

— Нет. Пока не хочу.

— Тогда, может быть, выпьешь чаю?

— Пожалуй.

— И я с тобой, — сказал Сева. — С мороза хорошо горячего чайку. Верно, Цыган?

Цыган стал исправно стучать хвостом по полу, а Сева вышел на кухню поставить чайник.

«Я мешаю ему. — Рена обернулась, на миг показалось, что она произнесла эти слова вслух и он их услышал. — Если бы не я, он бы давно устроил свою жизнь и у него была бы семья, были бы дети. И мама, я знаю, тоже так считает».

Сева принес из кухни чайник, расставил чашки, налил Рене чаю, подвинул блюдечко с халвой:

— Давай, сестренка, наваливайся.

— А ты?

— И я от тебя не отстану.

Рена отхлебнула из чашки. Сева умел заваривать чай, как никто другой. Когда к нему приставали, допытываясь, почему у него получается такой вкусный чай, Сева неизменно отвечал: «Есть один секрет. Надо сыпать побольше заварки…»

— Не знаю, что делать, — сказал Сева. — Сменщик заболел, придется работать каждый день.

— Почему ты не знаешь, что делать? — спросила Рена.

— Потому что не знаю, когда выберусь купить елку…

Рена постаралась принять самый невинный вид, будто бы ни о чем не догадывается, будто бы не знает, что елка давно уже привезена с елочного базара.

— Ну и пусть, — сказала, — обойдусь без елки. Не маленькая, в общем-то, достаточно взрослая.

Сева не согласился с нею.

— Что с того, что, в общем-то, взрослая? Это же традиция, даже Цыган признает эту традицию, и вообще елка в Новый год — самый лучший праздник.

— Да, — сказала Рена. — Я тоже больше всех праздников люблю Новый год.

— Только жаль, что я работаю в Новый год, — как бы между прочим проговорил Сева. — В этот самый день, можешь себе представить?

— Могу, хоть и удивляюсь, — сказала Рена.

«Это ты нарочно сам себе устроил, сам вызвался дежурить и кто-то вне себя от радости поменялся с тобой, и вот у тебя самый законный предлог не ходить ни в какие компании, кто бы ни пригласил тебя, и я знаю, что ты приедешь домой ночью, непременно приедешь, чтобы встретить со мной и с мамой Новый год».

— Мне всегда везет, — сказал Сева. — Ну ничего, авось на май буду свободен, тогда, можешь не сомневаться, ни за что не соглашусь дежурить, ни за какие коврижки. Что, скажу, мало вам Нового года? Хотите еще и на май запрячь?

«Так я тебе и поверила, — возразила мысленно Рена. — Это ты специально для меня говоришь, чтобы я не думала, что ты из-за меня принес жертву…»

— Нет, видно, ничего не поделаешь, — сказал Сева. — Придется нам с Цыганом притащить кое-что из коридора.

Он кивнул Цыгану и вместе с ним вышел из комнаты. Спустя минуту вошел снова, держа обеими руками большую, перевязанную веревками елку, словно пику наперевес.

— Гляди и любуйся на красавицу Подмосковья…

— Действительно, красавица, — согласилась Рена.