– Тогда мы можем называть его Звездник, – сказал Утес не терпящим возражения тоном.
– Я не собираюсь с тобой спорить. – Лун постарался, чтобы это прозвучало как угроза. Ему хотелось о многом спросить, но делать этого в присутствии птенцов, пожалуй, не стоило. Да и ему все еще нужно было прикладывать усилия, чтобы не уснуть.
Утес увел детей, когда Лун снова начал проваливаться в сон. Большую часть следующих двух дней Лун провел в беспамятстве, убаюкиваемый неспешными покачиваниями воздушного корабля. Цветика сказала, что на него так действуют остатки целительного сна, но у Луна не получилось пробыть в сознании достаточно долго, чтобы узнать побольше. Всякий раз, когда он задавал кому-нибудь вопрос, он засыпал прежде, чем успевал услышать ответ.
Но затем одной ночью он проснулся, ощутил прохладный, влажный воздух, пахнувший свежей водой и зелеными растениями, и почувствовал себя таким бодрым, каким не был с тех пор, как Ранея попыталась оторвать ему крыло. Ему было не больно дышать, и его кости, похоже, перестали двигаться как попало и срослись друг с дружкой – а это наверняка означало, что он идет на поправку.
Зачарованный мох, набитый в корабельный подсвечник, осветил груду подушек и одеял на другой стороне комнаты, где спали по меньшей мере трое. Прищурившись, Лун разглядел Цветику, Звона и Душу.
Возможность выбраться наружу была слишком заманчивой, чтобы ею не воспользоваться. Лун высвободил свой халат из-под одеял, перекатился на здоровую руку и приподнялся на ней. Встав, он одной рукой оперся о стену, чтобы не упасть, – его все еще одолевала слабость, и его суставы болели.
Он пересек комнату, никого не разбудив, и вышел в открытую дверь. Узкий коридор вел в небольшой лабиринт трюма. В него выходили другие двери, и Лун слышал размеренное сонное дыхание множества раксура и чьи-то негромкие голоса впереди. Люк в потолке, который вел на палубу, был распахнут, через него в трюм поступал свежий воздух, и Лун видел над собой ночное небо, полное звезд. Лестница была крутой, но узкой, так что он смог опереться о стену, взбираясь по ней. Лун добрался до палубы, почти избежав неловких и болезненных столкновений с лестницей.
Корабль безмятежно плыл в ночи, а высоко в небе светила почти полная луна. Веер паруса был сложен, и дул несильный ветер, разносивший отчетливый запах пресной воды. На палубе тоже лежали спящие тела, завернутые в одеяла, многие – в земном облике. Корзины и свертки были привязаны ко всему, что могло служить надежной опорой. Далеко впереди, на носу корабля, дежурил одинокий арбор. Подняв глаза на смотровую площадку на мачте, Лун увидел, что и там несли вахту двое окрыленных. Второй корабль шел чуть впереди них, у носа по левому борту. Лун подошел к правому борту и облокотился на него, чтобы посмотреть вниз.
Они пролетали над обширным озером, примерно в пятидесяти шагах над его поверхностью, и вода сверкала серебром в лунном свете. Из озера росли деревья с изящными, похожими на перья листьями, и некоторые были такими высокими, что касались верхушками днища корабля. Вода была настолько прозрачной, что можно было разглядеть, как в ней мелькают разноцветные рыбешки.
Лун поднял голову. Ветер трепал его волосы и халат. Вдали он видел берег с густым лесом, во тьме казавшимся неясным пятном, из которого тут и там выступали раскидистые силуэты самых высоких деревьев.
Лун услышал за спиной тихие шаги и обернулся. К нему, пересекая палубу, шел Ниран. Островитянин облокотился на борт рядом с Луном. Стараясь говорить как можно тише, он сказал:
– Тебе уже лучше? Они говорили, что тебя смертельно ранили.
– Так и было. Мы быстро исцеляемся. – Лун снова посмотрел на озеро. От остальных он слышал достаточно, чтобы понять, что они направляются в какое-то конкретное место – в старую колонию, о которой знал Утес. – Где мы?
Ему показалось, что вопрос прозвучал немного взволнованно, но Ниран, похоже, не заметил.
– Мы движемся на юго-запад. Это все, что я могу сказать. – Он покачал головой. – Моя семья никогда прежде не заходила так далеко в глубь континента, и наши карты пусты. Я лишь добавляю свои заметки по ходу.
Лун попытался вспомнить, что говорил Утес. Одиннадцать дней быстрого полета только для того, чтобы выйти за пределы речных долин?
– Значит, мы не знаем, есть ли здесь города.
Ниран пожал плечами:
– Предположительно есть. Где-нибудь.
Лун навалился на борт и поморщился, когда его рука и плечо отозвались пульсирующей болью. Он не знал, каково сейчас его положение при дворе, злятся ли они за то, что он привел к ним Сквернов, или готовы простить за то, что он нашел Стужу и ее братьев, и как ко всему этому отнесется Жемчужина. Он смутно помнил, как просил Жемчужину убить его и что она отказалась, но он точно не знал, изменилось ли что-нибудь. Лун был вполне уверен, что Нефрита не желала ему смерти, но между этим и желанием принять его в качестве своего консорта была огромная разница.
Ниран прокашлялся: