Облачный атлас

Не могу отрицать нарождавшегося ощущения, что у этого трагического оборота наличествует серебряная подкладка. В комнатах моего офиса на Хеймаркете хранились девяносто пять нераспроданных, одетых в оберточную бумагу «Ударов кастетом» Дермота Хоггинса, взволнованных и волнующих воспоминаний того, кому предстояло стать самым прославленным убийцей Британии. У Фрэнка Спрэта — моего стойкого полиграфиста в Севеноксе, которому я задолжал столько денег, что держал беднягу на грани разорения, — все еще имелись печатные пластины, и он готов был запустить машины по первому моему знаку.

В твердых обложках, леди и джентльмены.

По четырнадцать фунтов девяносто девять пенсов за штуку.

Медовый вкус денег!

Будучи опытным редактором, я не одобряю ретроспекций, предзнаменований и прочих премудрых примочек; все они принадлежат восьмидесятым с их диссертациями по теории хаоса и постмодернизму. Я, однако, не извиняюсь за то, что начинаю (возобновляю) собственное повествование со своей версии этого шокирующего дела. Это, видите ли, явилось первым моим благим намерением, вымостившим мою дорогу в Эд, в Эдинбург… точнее, в его захолустные окрестности, где суждено было развернуться моему Страшному Суду. В судьбе моей после Финального Финта Феликса Финча произошла великолепная перемена, которую я и предвидел в тот достопамятный вечер. На ветрах доходчивой и совершенно бесплатной рекламы мой обреченный на провал индюшонок — «Удар кастетом» — воспарил в списках бестселлеров, где и пребывал, а беднягу Дермота тем временем судили, нашли виновным и приговорили к пятнадцати годам строгого режима в тюрьме Уормвуд-Скрабс. Каждый поворот судебного разбирательства занимал весь выпуск девятичасовых новостей. В смерти сэр Феликс из сочащегося самодовольством хлыща, сталинистской хваткой державшего деньги Совета по культуре, на некоторое время превратился в самого — о! — любимого в Британии знатока искусств.

На ступеньках Центрального уголовного суда его вдова сказала репортерам, что приговор к пятнадцати годам «омерзительно мягок», и на следующий же день была запущена кампания «Дермот Хоггинс, сгинь в аду!». Родственники Дермота контратаковали на разнообразных ток-шоу. Снова и снова разбиралась и обдумывалась оскорбительная рецензия Финча, а на втором канале Би-би-си выпустили специальный документальный фильм, в котором интервьюировавшая меня лесбиянка отредактировала мои остроты так, что они совершенно выпали из контекста. Но кому до этого было дело? Горшок с деньгами пузырился — нет, он перекипал через край и озарял всю чертову кухню. Сотрудники «Издательства Кавендиша» — то есть я и миссис Лэтем — не понимали, что такое на нас навалилось. Нам пришлось принять на работу двух наших племянниц (на полставки, конечно, мне совсем не улыбалось быть ограбленным Пенсионным фондом). Оригинальные экземпляры «Удара кастетом» исчезли в течение полутора суток, и Фрэнк Спрэт допечатывал тираж почти ежемесячно. За сорок лет моего участия в издательских играх ничто не приводило нас к такому успеху. Текущие затраты всегда компенсировались за счет автора — отнюдь не за счет действительных чертовых продаж! Однако здесь я имел дело с бестселлером, из тех, что появляются раз в десятилетие. Все так и норовили меня спросить: «Тим, чем ты объясняешь его неудержимый успех?»