Облачный бык

– Вася совсем один и сам по себе, – быстро шепнула я.

– Тогда решим сразу. Я оценю три выбранных наброска по десять тысяч, средства выделю в виде содержания и оплаты учебы. Я не добр, я практичен, – златовласый отмахнулся от моего оханья. – Кроме того ставлю два условия. Все работы за время учебы я должен видеть, по каждой приму решение, остаётся она в моем распоряжении или же допустимы продажа, уничтожение, дарение. Это условие не принесет художнику денег, оно – обременение. Но позже я закажу и оплачу картину. Не знаю пока, может, даже портрет Куки.

– Да чтоб тебе! – скривился Яркут.

– Молодой человек, я вынужден предречь вам горькую и трудную жизнь. Вас не поймут и будут критиковать. Не знаю, является ли утешением поздняя слава, она обыкновенно посмертна. Но я намерен по возможности приглядывать за вами. Это снова практичность. Мой род владеет лучшей коллекцией картин именно потому, что успевал всякий раз увидеть ценность до появления ажиотажного спроса. Вы теперь же остаетесь здесь, вами займется маркиз Ин Лэй, мой поверенный в делах, связанных с искусством. Он нечасто бывает в этой стране, вам повезло. – Златовласый обернулся и сказал в сторону, кому-то незримому: – Надо проверить состояние бумаг и уладить долги юноши, если таковые имеются. Через месяц он отбудет в академию. Сделайте пометку для утреннего секретаря, надо обсудить выбор наставника, пусть организует звонок. – Златовласый обернулся и улыбнулся Васе. – Можете идти, Василий. Вам предоставят комнату для отдыха и подберут одежду. О, примите небольшой совет: капризничайте безбожно и неограниченно. Это приветствуется, ведь вас привел Куки.

Вася ошарашенно оглянулся на меня. Бедняга, второй раз за месяц переворачивается весь его мир… А я только и могу погладить по голове, пожелать удачи.

– Юна, – златовласый прямо смотрел на меня. – Вы знакомы с работами Дэйни, конечно же. Вы определенно показывали мальчику весенний цикл. Мне очевидно сильное влияние этого мастера на ранние работы Василия. Тот же взгляд на природу света. Я желаю сделать комментарий. Вряд ли вы знаете, но серия, которой владеют Дюбо, ранняя. Автор позже назвал ее ошибкой. Весна должна отражать пробуждение жизни, но собственное настроение Дэйни в тот период было суицидальным. Полотно за полотном он создавал свет, вернее искал его, трепетный и слабый… буйство красок, а свет – трепетный и слабый. Умирающая весна. Вот точное название серии из семи картин. В последние годы жизни Дэйни обосновался в приморском имении друга и повторил весеннюю тему. Василий обязательно увидит те работы, я позабочусь. Ему будет полезно.

– Умирающая весна? – шепотом поразилась я. Глянула на Яркута. – «Первоцвет»…

– Можешь говорить все, это надежное место, – быстро отозвался лже-налетчик, и взгляд его стал хищным. В дверях мелькнул тот человек, что допустил нас в зал и ограничил время, но Яркут отмахнулся. – Не теперь!

– Это важно, Егор. Пусть ждут, – мягко улыбнулся тот, кто нас принимал, и двери закрылись. – Что такое первоцвет в данном случае?

– Проект дома Дюбо в Луговой, прошлая весна, а точнее, начало лета. Ковер пролесков, отражающий настроение и цветовую гамму работ Дэйни, – совсем коротко изложила я. Глянула на Яркута, зажмурилась и выдавила нехотя, через силу. – Я видела двор с пролесками ночью, после завершения дела. Я не написала этого сегодня, я бы и не сказала никогда и никому, наверное. Но слова об умирающей весне… Все цветы сгнили. Там была сплошная черная смерть. Ледяной сквозняк. Душный туман, ядовитый. И отчаяние. Я смогла с третьей попытки воссоздать умирающий свет Дэйни, и он… он правда умер. – Я открыла глаза и сразу увидела златовласого, он был яркий и внимательный, он ничуть не сомневался в моих нелепых словах. – Что же приключилось?

– Ритуал, но какой именно, не решусь предположить сразу, – задумался тот, кто вызолотил будущее Васьки и не моргнул глазом. – Юна, я благодарен. Понимаю, рассказать подобное непросто. Слова не покинут пределов этого зала, обещаю. Кратко объясню, чтобы вас не мучали вопросы. Искусно, с большой душою подобранные цветы являются фоном для сложного прядения в южном стиле. В имении Дюбо конечно не работала айлат. Там наплели гнили наемные живки, их целью, вероятно, был сбор жизненной силы. К ночи пролески обратились бы в идеальные сухоцветы, если бы дело не содержало недопустимого. Такой след оставил бы ритуал по снятию суицидального настроения. Гниль означает, что живки-наемницы подтолкнули кого-то к смерти и пытались избежать последствий. Положим, укоротили чью-то жизнь или ценой одной жизни продлили другую. Точнее не скажу. Вот разве: отныне не гостите в Луговой.

– Охотно последую совету.

Двери зала снова открылись, и теперь – широко, на обе створки. На пороге возник полноватый человек, он неодобрительно глянул на Яркута и молвил «минута».