Обладать

Вэл оглядела нагого Эвана Макинтайра, растянувшегося на постели. Он чем-то напоминал Ревербератора, но в перевёрнутом цвете: вся средняя часть тела у него бледная – от светло-желтоватого до настоящего белого, зато конечности – у жеребца белые! – у Эвана, наоборот, коричневые. И лицо – вполне лошадиное! Вэл прыснула. Потом проговорила:

– «Питайся яблоками, о Любовь, пока твоя пора…»

– Что-что? – не понял Эван.

– Это Роберт Грейвз. Обожаю его стихи. Они меня… воспламеняют.

– И как же там дальше? – спросил Эван с интересом. Он дважды заставил её прочитать всё стихотворение, потом сказал: – Да, это очень хорошо. – И повторил особенно запомнившиеся строчки:

Питайся яблоками, о Любовь, пока твоя пора,
Меж тьмой ходи и тьмой в сияющем пространстве,
Что у́же, чем могила, но отнюдь не столь покойно.

– Вот уж не думала… – Вэл замялась.

– Не думала, что преуспевающие юристы могут быть неравнодушны к стихам? – Эван усмехнулся. – Весьма упрощённое и вульгарное суждение, дорогая моя.

– Прости, пожалуйста. Лучше скажи… мне интересно… почему ты неравнодушен ко мне?

– Мы хорошая пара. Например, в постели.

– Да, но…

– Мы вообще хорошая пара. Не случайно же мы вместе. А ещё мне хотелось увидеть, как ты улыбаешься. Я подумал: прелестное лицо, но на нём почему-то застыла гримаса разочарования – ещё немножко, и её будет не согнать…

– Значит, это всё из любви к ближнему? – с призвуком той Вэл, из Патни.

– Что за глупые слова.

Впрочем, он с детства был любитель чинить и спасать. То исправит сломанную модельку автомобиля, то поднимет чьего-нибудь упавшего змея, отремонтирует и снова запустит в небеса, то притащит домой бродячего котёнка…

– Знаешь, Эван, я не умею… не умею быть счастливой. Я и тебе жизнь попорчу.

– Всё зависит от меня. То есть не только от тебя. Питайся яблоками, о любовь, пока твоя пора…

Глава 23

Помеха возникла или, вернее сказать, вмешательство произошло на берегу Бэ-де-Трепассэ, бухты Перешедших Порог, в один из тех дней, когда переменчивая бретонская погода вдруг решает рассияться. Стоя среди песчаных дюн, Роланд и Мод глядели в море: пологие волны неспешно накатывали с просторов Атлантики; золотисто-янтарные нити света то здесь, то там пронизывали, оживляли сероватую зелень вод. Воздух был тёпел, точно парное молоко, и пах солью, и нагретым песком, и ещё, отдалённо-остро, какой-то сухопутной растительностью: вереском? можжевельником? сосновой хвоей?..

– Интересно, без своего названия эта бухта тоже была бы волшебной и зловещей? – спросила Мод. – Она кажется такой солнечной, невинной…

– Знай ты про опасные течения, будь ты моряком, ты бы её поостереглась, – отозвался Роланд.

– В романе «Зелёный луч» говорится, что имя этой бухты происходит от бретонского «boe an aon», или «бухта ручья». Со временем оно исказилось и превратилось в «boe an anaon» – «бухта страждущих душ». Ещё там упоминается: именно в этих топких низинах у речного устья, по древнему преданию, располагался город Ис. Trépassés, перешедшие порог, прошедшее, прошлое… Имена копят в себе смыслы. Мы ведь приехали сюда из-за имени…

Роланд коснулся её руки, и пальцы Мод бережно и крепко обхватили его ладонь.

* * *

Скрытые складкой дюны, стояли они и вдруг услышали, как из-за следующего песчаного холма донёсся странный голос, громкий и нездешний, словно голос птицы, перелетевшей через океан: