– Ко мне тут заглянул один парень, по имени Гавриил. Светлый такой. С крыльями.
Макс озадаченно хлопал глазами, потом, наконец, ухмыльнулся:
– До меня не всегда доходят твои приколы, но то, что ты шутишь, – это клево.
Он плюхнулся на пол, вытянув ноги, – форменная рубашка вся в грязи. И пахло от него… такой, знаешь, смесью – лосьон после бритья и запах травы и дождя. Макс стащил с ноги носок, и пробегавшие мимо девчонки из младшего класса захихикали, зашушукались, глядя на него в безнадежном обожании. Нога у Макса распухла, я осторожно тронула ее, поглядывая на девчонок. Как и следовало ожидать, их взгляды тотчас превратились в кинжалы. Лезвия так и засверкали в мою сторону. Здорово! Мне понравилось.
– М-м-м, как приятно, – пробормотал Макс, и я снова коснулась его ноги.
– Слушай, мой телефон не у тебя? – спросила я. – Я не оставляла его у тебя дома?
Макс зажмурился, скрипнул зубами.
– Ага. Он у меня в шкафчике, в раздевалке. Подождешь меня там после школы?
Ничто в его голосе не указывало на то, что его брат нашел телефон, и, приглядевшись повнимательней к его лицу, я не обнаружила никаких синяков.
Конечно, я не собиралась целоваться с Максом после последнего звонка, но у меня и выбора особого не было. Ну, ты представь, Стюарт: крепкие губы прижимаются к твоим губам, а сильные руки подталкивают тебя спиной к стене. Я вот подумала, что ты вполне мог испытать это на себе; потому как, увы, до меня дошли слухи о том, что творится в мужских тюрьмах. Я пыталась протестовать, но губы Макса сомкнулись с моими губами, и слова, что я твердила, где-то потерялись. Но я не особенно старалась их отыскать.
Вечером мама и папа снова затеяли тот спор, который не прекращали всю неделю – на кухне, в холле, в ванной, когда мама с такой яростью чистила зубы, что я испугалась, как бы она их не выбила. Папа требовал, чтобы мама пошла работать, а мама наотрез отказывалась.
– Но девочки уже подросли и вполне могут обойтись без тебя, – в двадцатый раз повторил папа в субботу утром и разбудил меня.
– Забыл, что случилось с Дот? – отозвалась мама, громко сплевывая в раковину. – Я должна быть дома!
– Для кого, интересно знать?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Девочки в школе, Джейн. Днем ты им не нужна. Для кого же ты здесь сидишь, а?
Открылся кран.
– Я – мать! Моя работа быть дома!
– Ты можешь оставаться матерью и при этом работать в конторе. Особенно если пойдешь на неполный рабочий день. Нет необходимости сидеть дома весь день, каждую секунду. Когда-то ты прекрасно совмещала одно с другим.
– И посмотри, что из этого вышло? – выкрикнула мама. Я понятия не имела, на что она намекает, поэтому села в кровати и внимательно прислушалась. – Вспомни, что произошло, когда я вернулась на работу, Саймон! – Мама со всего маха саданула стеклянной дверцей душа по кафельной стене. – Я не намерена рисковать. А теперь, будь любезен, дай мне собраться.
В ногах кровати появилась Соф в пижаме, с торчащими во все стороны волосами.
– Они больше не любят друг друга.
В ванной во всю мощь включился душ. Я натянула одеяло на голову с твердым намерением еще поваляться в постели, пока есть время до начала моей смены в библиотеке.
– Да нет, любят, – сказала я без особой, впрочем, уверенности. – Просто много всего навалилось.
– Что навалилось?
– Нервотрепка из-за денег, из-за работы, из-за дедушки…
Интересно, в других семьях тоже так бывает? Как это начинается? В какой момент? Почему-то вспомнились дедушка с бабушкой на черно-белых фотках, а потом я представила, что мама – звездочка в небе, папа отворачивается от нее, и ее серебряный свет тускнеет.
– Не хочу быть взрослой ни за что, – перебила мои мысли Соф, а думала я как раз об этом же. Она плюхнулась ко мне на кровать. – Никогда.
– Хочешь, чтоб тебе до конца жизни было девять лет? – спросила я из-под одеяла.
– Нет. Это уж точно. Девять лет – самая мерзкая мерзость.
– Стало быть, ты и ребенком не хочешь быть, и взрослой не хочешь быть? – уточнила я.
– Ага. Я хочу быть… а что осталось?
Я откинула одеяло.
– Смерть! – замогильным голосом изрекла я и расхохоталась. Соф осталась серьезной.
– Из меня получился бы хороший труп, – помолчав, заметила она и скрестила руки на груди. – А здорово было бы полежать в гробу чуток.
– Тебе бы надоело.
– А вот и нет.
– А вот и да. И потом, я бы по тебе скучала.
Соф вытянула руки на манер зомби и забубнила страшным голосом:
– Я восстану из мертвых и приду к тебе! – и уже своим обычным голосом добавила: – Но только к тебе. Не к маме, не к папе. И, конечно, не к Дот.