Облако

– А куда вообще мы все идем? – с всеохватностью истощения произнес он. Он кивнул на свитки и книги, лежавшие на столе, и раскрытый ноутбук рядом. – Сдается мне, что либо эти документы, либо то, что вы сами пишете, призвано дать ответ именно на этот вопрос.

С улыбкой человек удивленно повел головой.

– Не каждый день ко мне врываются с такими глобальными вопросами. – Он улыбнулся. – Вы, наверно, действительно шли издалека, если доросли до них.

– Ну, так кому, как не вам, давать ответы на них.

Вадим взглянул на фанерные полки, прогнувшиеся под тяжестью спрессованных на них мрачно-тяжелых фолиантов.

– Вы ведь ученый, не так ли?

Человек покорно кивнул.

– Ученый. Но вынужден вас немного разочаровать – именно ученые и не занимаются глобальными вопросами и проблемами, ибо они лучше, чем кто-либо другой, знают, что это нельзя сделать строго научно – то есть абсолютно доказательно обосновав все формулируемые положения, гарантированно отказавшись от всех хотя бы частично умозрительных. Ученые занимаются небольшими, обособленными проблемами, применительно к которым есть возможность рассмотреть предмет со всех сторон строго научно, в комплексе его свойств и взаимосвязей, и затем описать его строго доказательно и однозначно, окончательно установив, таким образом, истину. А сочинения на глобальные темы – удел дилетантов.

Невольно проникаясь его тоном беседы, Вадим на мгновенье задумался.

– Ну почему же – есть же примеры глобальных открытий и разом создаваемых глобальных систем, к примеру, в физике – Ньютон, Эйнштейн…

Человек, вежливо дослушав, улыбнулся.

– Знаете, я мог бы ответить политкорректно – в том смысле, что да, раз в триста лет, когда оказывается накоплен огромный предварительный материал, является гений, который силой своей мысли упорядочивает его и спаивает единой глобальной идеей, поднимая знание на новый уровень и создавая принципиально новую систему представлений, ну и так далее. Но я не скажу вам даже этого, потому что ваш пример в принципе не верен. Вот вы говорите – прорыв в физике, Ньютон, Эйнштейн… – Он почти весело взглянул на Вадима. – Но ведь Ньютон и Эйнштейн не физики.

– В смысле? – Вадим удивленно взглянул на него.

– В самом прямом. Ньютон и Эйнштейн не физики. Ньютон и Эйнштейн – это натурфилософы, владеющие математическим аппаратом. Для них вся физика как наука была лишь частным случаем гораздо более общих философско-космогонических размышлений и проблем, которые их интересовали. Так что Ньютон и Эйнштейн тоже писали на частные темы – просто у гениев свой масштаб.

Оценив высказывание, Вадим удивленно крутанул головой.

– Любопытно, какой областью наук вы занимаетесь. Судя по свиткам на вашем столе, вряд ли вы математик или физик, – если не предположить, конечно, что вы изучаете какой-нибудь древнейший манускрипт, черпая идеи в гениально прозорливых догадках какого-нибудь Анаксагора.

Человек улыбнулся.

– Между прочим, напрасно вы с таким пренебрежением говорите об Античности. В плане науки и идей она отстоит от нас не так далеко, как кажется. Тот уровень науки и технологии, который имел место в момент расцвета Античности, человечество повторно достигло лишь к началу девятнадцатого века. Начало промышленной революции обычно связывают с изобретением парового двигателя, но хочу напомнить вам, что паровой двигатель был изобретен Героном Александрийским еще в первом веке, и только экономическая ситуация не сподвигнула его развивать это открытие дальше – кому нужны паровые машины, когда вокруг дармовая рабочая сила сотен тысяч и миллионов рабов. Вот прискорбный пример того, как политика тормозит развитие науки. Напомню вам, что вся научно-техническая революция – от первого парового котла до ядерных ракет – заняла всего полтора столетия – это означает, что если бы идеи Герона были подхвачены и нашли воплощение и развитие, то где-нибудь при императоре Каракалле человечество вышло бы в космос. Но, в общем-то, я не физик, конечно. Я историк. Но это, в конце концов, не так уж важно. – Он с улыбкой оглядел Вадима и Ратмира. – Вы, похоже, действительно шли издалека и устали. Чаю хотите?

Вадим с улыбкой качнул головой.

– Вы определенно – русский историк. Чаю хотим. Только перед этим небольшой вопрос – нет ли у вас воды – я имею в виду – и полотенца тоже? Смертельно хочется умыться.

Человек с удовольствием кивнул.

– Имеются, как они и должны быть у всякого уважающего себя русского историка. Не хочу вмешиваться в ваши сугубо личные сферы, но на площадке позади этого строения имеются душ, два крана и довольно большой кусок мыла.