Облако Пустоты. Жизнеописание и наставления великого чаньского учителя Сюй-юня

Увидев это святое место в таком жутком состоянии, я был настолько опечален, что не мог сдержать слез. К счастью, там в одиночестве жил с 1938 г. монах по имени Мин-кун и, несмотря на трудности, продолжал чтить основателя школы. Он поведал мне о своих трудностях и сказал, что если монастырь не перестроить, то он скоро превратится в развалины и будет предан забвению. После этого я вернулся в монастырь Наньхуа.

Однажды маршал Ли Цзишэнь и председатель Ли Ханьхунь прибыли навестить меня, и я рассказал им о том, что видел в Юньмэнь. Позже, во время инспекционного тура, председатель Ли, минуя гору Жуюань, увидел развалины монастыря Дацзюэ (Великое Просветление) на вершине горы Юньмэнь. Он был в таком же полуразрушенном состоянии, в каком был монастырь Наньхуа до реконструкции. Он созвал сангху и влиятельных людей на собрание, на котором ко мне обратились с просьбой взять руководство ремонтными работами на себя. Опасаясь приближения военных действий к Наньхуа, я тайно вывез тела шестого патриарха и учителя Хань-шаня в Юньмэнь.

Прибыв в Юньмэнь я увидел, что большинство храмовых строений было разрушено, за исключением зала учителя Юнь-мэня, над которым также нависла угроза неизбежного разрушения. Я устроился в жалкой комнатушке за залом бодхисаттвы Гуань-инь, где начал общую реставрационную планировку. Зимой я вернулся в Наньхуа для совершения церемоний упокоения душ людей, умерших на земле и в воде.

Мой 106-й год (1945–1946)

В период конца весны и начала лета японские армии вторглись в Северный Гуандун и оккупировали все районы, включая Жуюань. Большинство беженцев устремилось в монастырь Юньмэнь, где разделило с общиной сначала рисовую трапезу, потом жидкую рисовую и, наконец, из ямсовой муки, когда запасы продовольствия истощились. Среди беженцев были плотники, кирпичники и кладчики, составившие группу примерно из ста квалифицированных рабочих, которые предложили свои услуги бесплатно, внося, таким образом, большой вклад в дело реконструкции храмовых зданий.

Летом, когда китайские войска перешли на другую линию обороны, местные бандиты подумали, что они отступают, напали на них и захватили значительную часть армейского провианта. Вскоре после этого прибыли подкрепления и планировали нанести удар бандитам более чем в сорока деревнях. Около тысячи деревенских жителей, включая мужчин и женщин преклонного возраста, сбежало со своими пожитками и скотом в горы, населенные местными народностями. Деревенские старики пришли в монастырь и попросили меня заступиться за них. Я обсудил этот вопрос с армейским командованием, и через три дня все награбленное было возвращено армии. Потом было подписано соглашение, и положение нормализовалось. С тех пор деревенские жители стали относиться ко мне как к сострадательному заступнику, как к матери, и хотя японцы оккупировали города, они не появились в Юньмэне, избегая, таким образом, столкновений с враждебно настроенным населением региона.

Мой 107-й год (1946–1947)

Вторая мировая война закончилась, и все правительственные учреждения возобновили работу на своих прежних местах. Весной я давал наставления и читал сутры, как обычно. Осенью правительство приказало всем монастырям страны провести молитвенные собрания с чтением сутр в упокоение душ людей, погибших на войне. Чиновники и знатные люди пригласили меня в Гуанчжоу в ноябре для проведения аналогичного молитвенного собрания в храме Цзинхуй (известном также под названием Люжун, или Шесть баньянов) в упокой душ погибших. В храме были персиковые деревья, и во время церемонии они неожиданно пышно расцвели. Храм посетили более 100 000 человек. Все были свидетелями этого несезонного цветения, которое было поистине удивительным. По этому случаю упасака Цзэн Бишань сделал вышивку древнего Будды с персиковыми цветами, а упасака Ху Ишэн нарисовал эти знаменательные цветы.

После собрания я был приглашен чиновниками и знатными людьми областей Чаочжоу и Шаньтоу провести беседы о буддадхарме в монастыре Кайюань в Чаочжоу, где собралось большое число последователей, желавших получить наставления. В ту зиму умер мой старший ученик Гуань-бэнь.

Мой 108-й год (1947–1948)

Весной я отправился в монастырь Наньхуа, где читал сутры и давал наставления. Сеть больниц Дунхуа в Гонконге пригласила меня с просьбой организовать молитвенное собрание. Я отправился туда и остановился в Чунланьской школе, где упасака Цзэн Би-шань помогал мне во всем во время проведения собрания, на котором несколько тысяч приверженцев Дхармы стали моими учениками.

После этого мои ученики пригласили меня в Макао (Аомэнь) с просьбой дать толкование сутрам и провести медитационную неделю. Несколько тысяч человек после этого стали моими учениками. Упасака Ма Шичуань пригласил меня на гору Чжуншань, где я провел собрание Махакаруны, на котором еще несколько тысяч человек стали моими учениками. После этого вернулся в монастырь Юньмэнь с желанием ускорить его восстановление.

Мой 109-й год (1948–1949)