Область личного счастья. Книга 2

— Вот, — сказала она скорбно и вызывающе, — у нас большая удача.

И подала ему письмо.

Взял он саблю, взял он востру… —

запел Виталий Осипович, водя безопасной бритвой под широким подбородком и дурашливо скашивая на жену глаза.

И зарезал сам себя…
Веселый разговор.

— Прочитай. Ведь я тебя… — Женя хотела сказать о своей любви, но не смогла. Почему-то вдруг стало очень много воздуха и он такой огромной волной хлынул в ее грудь, что она захлебнулась и, по-детски всхлипнув, уткнулась носом в надежное, теплое плечо мужа.

Он обнял жену, прижал к себе и начал успокаивать, поглаживая и похлопывая по вздрагивающим от рыдания плечам. В то же время он читал письмо, держа его за ее спиной.

Женя притихла на широкой груди мужа, под его надежной рукой. Наступила тишина, такая тончайшая тишина, что Женя услыхала легкое шипучее потрескивание мыльной пены на щеках.

Скоро все это сделается воспоминанием, тоской, мечтой, чем угодно, только не живым теплом любви.

Тяжести этой мысли Женя уже не выдержала и разрыдалась так бурно, что Виталий Осипович бросил письмо и с веселым изумлением спросил:

— Так чего же ты плачешь, маленькая? У нас и в самом деле, кажется, большая удача.

И оттого, что его, по-видимому, не огорчила предстоящая разлука и что он впервые назвал ее как-то по-новому, Женя перестала рыдать. Она тихонько сказала:

— Нам придется поскучать…

— Нам никогда не будет скучно!

— Мы будем работать… — рассудительно сказала Женя.

— Еще как! У тебя уже поседел висок.

Женя взяла зеркало. В самом деле ее пышные волосы побелели на левом виске. Она грустно улыбнулась.

— Я становлюсь рассудительной старушкой, — и стерла с волос мыльную пену.

Он снова привлек ее к себе:

— Маленькая моя…

— Но я не могу работать без любви, — сказала она, закрывая глаза, — имей это в виду.

Вдруг кто-то торопливо забарабанил в дверь ногой. Они замерли и, как нашалившие дети, тихо засмеялись, грозя друг другу. Женя на цыпочках прокралась к двери и открыла ее.

Аннушка ворвалась как буря. Она сунула Жене в руки две корзины, прикрытые белым, и пронеслась прямо в кухню.

— Женя, у тебя что-то горит!

Конечно, картошка добилась своего. Выпустив всю воду, она начала пригорать, обличая хозяйку в нерадивости.

— На минутку нельзя отойти, — возмущенно оправдывалась Женя, — а она, пожалуйста, уже и пригорела.

Сердито двигая кастрюлями на плите, Аннушка уличала Женю:

— Пожалуйста, не ври. Я пять минут стучала ногами. Да ты не стой. Тут у нас сейчас большой разворот начнется.

И начался большой разворот: стучали ножи; скрипела мясорубка; Аннушка смеялась; Женя со слезами на глазах крошила лук; гремели листы, вдвигаясь в духовку; пахло пирогами и подгорелым маслом; Женя смеялась; гудела печь; Аннушка требовала сухих дров; Виталий Осипович первый раз в жизни сражался со столом, пытаясь его раздвинуть; потом он считал гостей, тарелки, вилки, стулья и, убедившись, что это ему не под силу, изнемог и прилег на тахту.

Вся кутерьма закончилась к шести часам.

Синие сумерки, прильнув к стеклам, надышали на них туману.

Аннушка ушла переодеваться и пристраивать на вечер своих близнецов. Женя прилегла на часок и уснула так крепко, что Виталий Осипович с трудом ее разбудил.

— Я какая? — спросила она, открыв глаза. Ей очень хотелось, чтобы он понял ее и назвал тем новым ласковым именем, каким еще никого не называли и которое она забыла.

— Ты любимая.

— А еще какая?

— Красивая.

— Нет, не то.

— Маленькая, — догадался он.

Она очень серьезно сказала:

— Я всегда буду для тебя маленькой. Потому что ты больше меня, старше и умней.

Неужели все это может сделаться воспоминанием, тоской, мечтой? И обязательно ли, если есть любовь, необходимо какое-то дело, чтобы жизнь была полна?

Так думала Женя, одеваясь к вечеру.

ТРУДНАЯ РОЛЬ

Все готово к приему гостей. Большой стол накрыт белой скатертью, уставлен закусками и бутылками, ярко освещен, и, может быть, поэтому комната уже не кажется пустынной, как в обычные дни.

Женя стоит у стола, взволнованная ожиданием чего-то совершенно нового, еще не испытанного ею. Впервые в жизни она принимает гостей в своем доме.

Для такого торжества она надела лучшее, очень модное платье, которое сшила ей театральная портниха. Оно туго обтягивает ее красивую грудь и бедра, расходясь книзу массой мелких складок.

Она считает стулья, мысленно рассаживая гостей, каждого на свое место. Если не хватит стульев, можно из кухни принести две табуретки. А в общем, все в порядке, пусть приходят гости—добрые друзья-товарищи. Они не осудят, если что-нибудь и не так.

В томительной тишине ожидания Женя оглядывает убранство стола. Ее ничуть не смущают тарелки, вилки, стаканы, собранные Аннушкой у соседей и поэтому очень разные.