Облава

Говорят, мудрствовал Дервиш Шаман, но ведь только от нечего делать, чтобы убить время, и это не каралось и не вызывало насмешек, как нынче. В то время люди уважали умных, а не болванов в немецких фуражках, вроде Чазима

Чоровича, этой паршивой овцы в стаде. А что еще сделал

Дервиш Шаман? Ничего. Бродил по белу свету, по лесам да долам, и перебирал четки. Но время и поднимает и низвергает; его подняло, меня низвергает».

У Дервишева утеса, который получил его имя, Джафер

Шаман пророчествовал: «Однажды нахлынут сюда сербы, и тут между ними начнется свара, – и много их крови прольется, да и нашей немало. .» Элмаз Шаман усмехнулся: «Подумаешь! Найдется ли такое место, куда бы пришли сербы и где бы они не перегрызлись и не выцарапали друг другу глаза? Они не были бы сербы, если бы не грызлись; может, их и прозвали так потому, что у них вечно свербит язык, чешутся кулаки, и во всем теле свербеж, и нет им покоя, пока они не почешут друг о друга рога. На кладбище дерутся, на свадьбе дерутся, и сваты, встретившись в горах, убивают друг друга до последнего, и на славе дерутся. Всюду они находят повод расколоться на две веры или на две партии и схватиться за лохмы. И на Утесе рассорятся, почему бы нет, как всюду, но до него они пока не добрались; когда же доберутся, нас не будет на свете, нечему уже будет пролиться».

Одного лишь нельзя отнять у Дервиша Шамана: он дал имя и предсказал судьбу долины Караталих. «Но и здесь нет никакого чуда, – заметил про себя Элмаз Шаман. –

Просто, когда он искал травы и удобное место для могилы, где-то возле Дервишева ночевья он случайно увидел, что скала в трех местах дала трещину, точно бочка с лопнувшими обручами. Отсюда нетрудно было догадаться, какая судьба ждет село под горой. Он предсказал наводнение, оно и произошло. Но наводнения случаются постоянно, то здесь, то там. У Кая-бега потом были свои причины повторить это пророчество, широко разгласить его и придать ему более глубокий смысл: он понимал, что подневольные крестьяне-сербы ни за что не успокоятся, и нашел способ вывернуться, продав без убытка для себя Караталих гусиньцам. Его сын, Омер-бег, не согласился.

— Здесь я родился, – говорил он, – здесь вырос, здесь мой талих47.

— Не талих, сынок, – поправил его отец, – а Караталих

– черная судьба, обманное счастье. Как окрестил мудрый

Дервиш Шаман эту долину, такой она и останется!.

И когда посланцы прибыли в Пазар, чтобы сообщить старику, что Омер-бег погиб от пуль гайдуков Одовича и

Бекича, он не дал им и рта открыть:

— Знаю, знаю, какую мне весть несете, – сказал он, –

47 Т а л и х – судьба, счастье (турец. ).

знал это и Дервиш Шаман в свое время, та долина – долина черной судьбы. Говорил я об этом Омер-бегу, но без пользы. Таков человек: пока жив – не слушает, когда мертв – не слышит.

И не проронил старый Кая-бег ни слезинки – давно, наперед оплакал сына».

«Несчастливая долина, – согласился Элмаз Шаман и спросил самого себя, словно спрашивал своего невидимого предшественника: – А разве другие счастливее? Нисколько. Все одинаковы! Неплодородная земля, значит –

голод; плодородная – грабежи и кровь. Долина хороша, когда на нее смотришь сверху, с горы, – это она таким способом завлекает и заманивает; а как только спустишься в долину – она замкнется вокруг тебя, сдавит и защелкнет, точно капкан. Защемит, и больше уж нет полета, мечты, нет выбора, здесь твое начало и конец, и твой талих, и твой игбал48, и твое счастье: земля земли. Жить в тесноте суждено не только горцам и сербам – они просто острее ее ощущают и первыми начинают копошиться, но и всем людям: скученность всегда пробуждает желание жить просторнее и подальше от других. Поэтому селения у нас разбросаны далеко друг от друга, а ссоры между братьями и близкими обычное дело. Мы схватываемся из-за воды, пастбищ, женщин, скотины и просто так – ибо каждый из нас в душе верит, что именно ему суждено владеть землей и прожить на ней по меньшей мере тысячу лет, стоит только уничтожить и выселить прочих. Потому мы воюем и в мирное время: взглядами и бранными словами, кула-

48 И г б а л – судьба, доля, счастье ( турецк.)

ками и песенками, союзами, которые заключаем и которые обязательно нарушаем. Бахвалятся друг перед дружкой, вливает в них дьявол отраву, изводят себя и до изнеможения рожают детей, чтобы они продолжали то же самое.

Так заполнили мы все долины черной судьбой и шумом битв».

«Нет покоя, – думал он, – война лишь нормальное состояние, подлинная голая правда. Стоит капельку поразмыслить, и прямо бросается в глаза, что все эти войны –

сербские, турецкие, немецкие, мировые – рождены теснотой и желанием жить хотя бы просторней, раз уж нельзя жить дольше. И эта маленькая война, которая вот-вот начнется, – голод по земле, по долинам и пустошам. Подобно хищникам, жаждущим мяса, люди жаждут земли, такой же, но мягче, жирней, плодороднее, чем была у них раньше, земли, на которой можно шириться и размножаться.