Облава на волков

— Будут, будут, без них не обойтись, — повторил он. — Не то какая это революция! Надо было только подождать маленько, чтоб люди в себя пришли. Сейчас их словно среди ночи разбудили — глаза открыты, а ничего не видят. Ну, выше голову! Будь здоров!

Он свернул по улице направо и зашагал к дому.

— Если б ты и еще несколько хозяев вроде тебя стали бы кооператорами, хозяйство бы не распалось! — крикнул я ему вслед.

Он словно ждал от меня этих слов, вернулся на несколько шагов и остановился. Дождь перестал, тучи разошлись, и закат купался в сине-зеленых отблесках. С дальнего конца села послышался протяжный плач — видно, оплакивали покойника, позади нас по раскисшей площади мужчина и женщина толкали телегу без дышла и из-за чего-то ругались.

— Мне еще рано, — сказал Киро.

— И на будущий год будет рано?

— Не знаю. Двое сейчас у меня на шее, а через год-другой, может, и трое будет. Как мне их прокормить, если на трудодень платят стотинки?

И он пошел своей дорогой. Состоялся тот самый разговор, который я больше года не решался с ним завести. Не зря я боялся, что получу от ворот поворот. Как я и предполагал, он понимал не хуже нас, что обобществление земли неизбежно, так что в течение года, как прикидывал и он сам, он должен был решить, что делать. Год этот прошел, кооперативное хозяйство было организовано во второй раз, и он снова не пожелал в него вступить. Землю начали объединять в большие массивы. В новое хозяйство вошли три четверти крестьян, и частники были оттеснены к границам сельских угодий.

Киро Джелебову пришлось взяться за обработку земли, принадлежавшей раньше кому-то другому, земля была неухоженная, и он с трудом справлялся с госпоставками, которые начислялись с декара и с головы скота, а не с урожая. Марчо учился на втором курсе, Анё отслужил в армии и в ту же осень поступил в Варне в Институт народного хозяйства, а Димчо призвали в армию. Оба студента проводили большую часть каникул в студенческих трудотрядах, а в село приезжали на несколько недель. Киро все труднее было управляться в поле, и скоро он был вынужден отдать кооперативу половину земли. И если он из гордости скрывал свое душевное состояние, то внешний его вид явно показывал, что он идет к разорению. Я давно уже стал замечать, что он донашивает рубахи сыновей, а теперь на одежде его появились заплаты. Тетушка Танка тоже ходила теперь в застиранных платьях. С ней мы встречались чаще. Сколько раз ни случалось мне проходить мимо них, я всегда видел, что она работает на огороде или во дворе; я здоровался, и она приглашала меня зайти. Угощала фруктами или вареньем и, пока я ел, присаживалась на краешек стула. От нее, не умевшей ничего скрывать, я и узнавал о бедственном положении их семьи, о том, как они едва сводят концы с концами. «И торговкой заделалась», — с улыбкой говорила она и с простодушной откровенностью рассказывала, как они с мужем ездили в город «кое-что» продать. Киро обматывал тряпками ступицы, они выезжали со стороны сада и окольными путями добирались до города. Приезжали туда еще затемно, Киро с телегой оставался на окраине, а она пробиралась виноградниками и шла к племяннице, которая работала на почте и могла продать брынзу, масло, мед и яйца своим знакомым. Вырученные таким образом деньги она откладывала и каждый месяц посылала из них сыновьям.

— Были б все здоровы, выдюжим, — говорила она, провожая меня до калитки. — На будущий год Марчо кончит, еще через год — Анё, а Димчо если захочет дальше учиться, то одного-то мы как-нибудь вытянем.

Но ни одному из их сыновей не пришлось получить высшего образования.

Однажды в конце лета 1950 года Стоян Кралев велел мне составить список семей на получение товаров — сахара, женских головных платков, постолов и других предметов первой необходимости. Он часто поручал мне такие письменные дела, я сидел у края его стола и поскрипывал пером, а он занимался чем-нибудь другим или шел в село. Только я кончил список, и в клуб вошел Илко, брат Стояна Кралева. Он был председателем комитета ОФ, просмотрел мой список и стал читать газеты. Просмотрел его и Стоян и дал мне переписать какое-то распоряжение бригадирам. В это время в клуб вошел Киро Джелебов. Дверь была открыта, он постучал о косяк, снял свою соломенную шляпу и поздоровался.

— Заходи, садись! — позвал его Стоян Кралев.

У стены стояло несколько стульев, Киро чинно сел и положил шляпу на колени. Стоян Кралев, опираясь на локти, окинул его взглядом и спросил:

— Ну, как дела у частного сектора?

— Бьемся как можем…

— Бьемся-то бьемся, но от частного не отказываемся, — со злобной улыбкой отозвался Стоян Кралев.

Киро провел рукой по волосам, там, где остался след от шляпы, и ничего не сказал. Так прошло несколько секунд, потом он обернулся к Илко.

— Я пришел взять справки для сыновей.

— Сейчас, дядя Киро.

Илко встал и подошел к столу. В нем было два ящика, в одном хранились бумаги и печать партийной организации, в другом — Отечественного фронта. Илко потянулся к своему ящику, но Стоян Кралев положил руку на запор.