Облик Зоны

Костя оглянулся, и снова, как тогда, в Баре, мне показалось, будто смотрит он не в глаза мне, а прямо в душу. Одним коротким взглядом он смог предать мне все — свою боязнь перед неминуемой смертью, желание бежать от этого ужаса и понимание, что это невозможно, и перебивающую все эти страхи и сомнения главную ноту камертона — резко, мощно звучащий зов, требующий остановить Волну любой ценой.

Видеть это было невозможно. Очень хотелось отвернуться, закрыть глаза, обхватить голову руками и ожидать конца, каков бы он ни был. Но я помнил, что обещал напарнику. Наверное, так ему было легче — когда он знал, что я пусть и не рядом, не плечом к плечу, но вижу его, верю в него, и надеюсь на чудо.

А чудо произошло. Наткнувшись на выставленные ладонями вперед руки крохотной человеческой фигурки, Волна застыла на месте, сдерживаемая неведомой силой Костиного дара. Сверканье молний и яркость вспышек белого света усилились, блеск всего этого становился нестерпимым, а еле слышимый до того гул превратился в пронзительный, дико давящий на барабанные перепонки визг. И вдруг все закончилось — мгновенно.

Волна осела покорно, как шапка мыльной пены, остановившись перед самой стеной бункера, и исчезла. Разом смолкли все датчики, наступила тишина. Несколько секунд в бункере царило молчание, быстро сменившееся возбужденной суматохой — заговорили почти все, кто-то даже кричал, радуясь, что снова пронесло, что выжили…

От Кости не осталось ничего, ни тела, ни даже пепла. Он словно растворился в черной пелене Волны. То ли она вобрала его в себя, то ли он поглотил стену хаоса, надвигавшуюся на лагерь, и превратился во что-то неведомое — я не знаю. Ученые, которых я расспрашивал, только плечами пожимали — очередная загадка Зоны, вряд ли нам станет известно, что же это такое мы видели. Наверное, не знал этого и сам Костя. Все свое время, отмеренное Зоной, он ждал свой главный бой, и не проиграл его.

Теперь, когда опасность осталась позади, всякий занялся своим делом. Прошедший Выброс и прокатившаяся Волна доставили достаточно хлопот, и возможности некоторые открылись. Ученые задействовали массу приборов, снимая показания и сопоставляя с ранее полученными результатами, к тому же большинство внешних частей наблюдательных и измерительных систем оказались поврежденными, нуждаясь в значительном ремонте.

Находившиеся в лагере сталкеры собирались в дорогу, покупали и продавали снаряжение, торгуясь упорно и весело. Вообще, в лагере царила атмосфера приподнятого настроения, непринужденности и нескрываемой радости. Совсем еще недавно мы готовились к смерти. Если бы не Костя…..

Проведя с ним совсем немного времени, считая случайным попутчиком, теперь я был растерян. Что-то неправильное было в его отсутствии, и никак не получалось поверить и окончательно уяснить, что Костя погиб.

Некоторое время я растерянно слонялся по лагерю — на меня посматривали с сочувствием, но с разговорами не лезли — да оно и к лучшему было.

Окружающие меня раздражали, их хотелось проклинать, обругать, выплеснув свою злость и обиду — будто повинны находившиеся в лагере люди в Костиной смерти. Конечно, это было не так, да и сам я в немалой степени причастен к случившемуся — Пацифист ведь всех, кто в бункере укрылся, пошел спасать, и меня в том числе. Но поделать со своим настроением ничего не получалось — очень уж тяжело было на душе.

В общем, я и раньше в дорогу отправиться намеревался сразу после Выброса, и теперь находил в этом двойной резон — и до намеченного пункта добраться пораньше, засветло, и побыть в одиночестве, заняв себя привычными действиями — бросать болты, проверять местность детектором, выбирать путь в обход опасных мест. А может, на снорков нарвусь или псевдоплотей — тогда уж не до дум моих невеселых станет враз.

Благополучно добравшись до невысокого холма, возвышавшегося над унылыми видами болот, я стал оглядывать местность, намечая свой путь. Сначала вниз, к зарослям камышей, затем мимо полузатопленного остова автобуса, заброшенного на край болота неведомой силой, потом перейти по толстому, кривому бревну на маленький островок. Ни в бинокль, ни простым, невооруженным оптикой глазом, серьезных опасностей мне разглядеть не удалось. Некоторое время я еще постоял, слушая свист ветра и шуршание камышей, более прислушиваясь к собственным ощущениям, чем к реальным звукам.

Нет, ничто во мне не противилось этому пути, не было внутреннего ожидания опасности, и я стал осторожно спускаться вниз по тропинке, сбегающей с холма. Почва тут была довольно мягкая — песок с глиной, притом влажная, так что приходилось осторожничать, выверяя каждый свой шаг. Половину пути до края болота я проделал успешно, а перешагивая подозрительный участок, поросший высокой травой, поскользнулся. Чтобы не упасть, пришлось стремительно перебирать ногами, сбегая вниз. Собственный вес и немаленький рюкзак, висевший за плечами, придали ускорение, и остаток пути, серьезно отклоняясь от намеченного направления, я промчался на приличной скорости, влетев в поросли камышей в самом низу.