Обломок молнии

И не в том дело, что платья нарядные, что туфли на каблуках, прически особенные какие-то… Нет, дело не в этом. Что-то необыкновенное в них было, таинственное, что ли… Словом, вот так, запросто, и не подойдешь к ним. А обязательно: позвольте пригласить вас…

Девчонки вообще мастерицы туман напускать. Но я-то не забыл, какие зануды наши девчонки. Меня не проведешь.

Вон Четверикова Натка появилась. Платье синее, кудри до плеч. Прямо героиня романа, кинозвезда… Да она у меня вчера тетрадь свистнула, чтобы задачу сдуть. А когда я попробовал тетрадь отобрать, то по голове портфелем угостила. Нет уж, пускай кто хочет с ней танцует!.. И я забрался на сцену, за занавес, чтобы подзубрить роль.

В зале шумели, видно, порядочно ребят набралось. Мы пригласили на свой вечер два других девятых класса. Были тут и десятиклассники.

Нина Харитоновна расставила актеров по местам, занавес раздвинулся.

В первых отрывках Хлестакова играл Борька Синицын. Роль он выучил еще в прошлом году, тогда тоже «Ревизора» ставили. Здорово тараторил, прямо без единой запинки. Я изображал Тяпкина-Ляпкина, тоже ничего получалось.

Странное чувство, когда на тебя глядит затемненный притихший зал. Пока не смотришь на публику, еще ничего, но стоит взглянуть только, все, конец. Как будто на краю ямы стоишь: вот, вот, одно слово неосторожное, и ты куда-то ухнешь.

— Боже, боже! Вынеси благополучно! — взвыл я, и голос так жутко задрожал, что зал покатился со смеху.

Слова эти надо было произносить тихо, как бы про себя, а у меня получилось во все горло, с подвыванием.

— О господи боже! Не знаю, где сижу. Точно угли горячие под тобою. (Хохот, девчонки прямо заливаются.)

— О боже! Вот уж я и под судом! И тележку подвезли схватить меня! (Зал хохочет, даже реплика Хлестакова не слышна.)

— Ну, все кончено — пропал! Пропал! (Все валятся от хохота, учителя на первой скамейке смеются.)

А когда в другом отрывке я предстал в качестве Хлестакова, то веселью не было конца, стоило только на сцене появиться. Я чувствовал себя настоящим Хлестаковым: любезничал с Анной Андреевной и Марьей Антоновной, тараторил, хвастал напропалую и под конец так распрыгался, что поскользнулся, грохнулся на колени и Марью Антоновну — Тоську едва не повалил. Да еще с криком: «Лабардан! Лабардан!» Это когда, отобедав у городничего, пьяный Хлестаков покидает столовую. Коленки отбил так, что целую неделю потом болели. Зал был в восторге.

На том и кончилось представление. Ребята долго хлопали. Учителя меня поздравляли. Нина Харитоновна сказала:

— Ох, уморил! Давно так не смеялась. Молодец, Горяев! Талант, талант!

Говорят, что три минуты смеха равны по калорийности стакану сметаны. Если так, то все, без сомнения, здорово поправились в тот вечер. Недаром сразу же танцевать бросились… Все, кроме Вадима. Он сидел у стенки, вытянув ноги, и, видно, злился. Когда я проходил мимо, он бросил вслед:

— Вот это франт! Светский лев! Костюм цвета молодого черта.

И все девчонки засмеялись.

Я был весел и тут же постарался забыть про Вадьку. Я даже его жалел. Уж очень хотелось, чтобы всем в тот вечер было хорошо.

Кого бы пригласить танцевать? Тося, как всегда, была нарасхват. Она вертелась там и здесь, в красном платье, как искорка, маленькая, быстрая. Перед моими глазами мелькали то ее платье, то пышный льняной хвост волос, стянутый на затылке красной лентой. До нее не добраться. Ну и пусть!

Тут я заметил Зою Копыткову. Она стояла в углу, никто не приглашал ее. Я подлетел не хуже Хлестакова, пригласил, и мы пошли. Странно, Зоя Копыткова в этот вечер мне тоже другой показалась. Она не вертелась, не гримасничала, как остальные девчонки, а двигалась спокойно и просто. И музыку умела слушать, ничего не скажешь.

Я четыре раза подряд приглашал Зою. Мне нравилось танцевать с ней. Может быть, потому, что она была повыше ростом, чем другие девчонки, а может, и еще почему-то… Когда я пригласил Зою в пятый раз, она взглянула на меня как-то грустно и чуть-чуть улыбнулась.

И тут подлетела Тоська.

Странное дело, когда хочешь пригласить ее, так не дозовешься, скачет где-то в самой толкучке, только по волосам светлым и найдешь. А как не нужна, так вот она, тут как тут. Хохочет, обе руки протягивает.

Пришлось отказаться. Я ведь пригласил уже Зою… И мы снова пошли, и танцевали, пока пластинка не кончилась.

Потом всем классом вышли на улицу, долго не расходились, бросались снежками, скатывались целой гурьбой с ледяной горки… Я веселился как никогда. Вадька был почему-то с портфелем. Я вспомнил, что он из школы ездил на курсы, а после курсов, значит, явился сразу на вечер. То-то он был на вечере в школьной форме.

— Все зубришь, зубрила? — засмеялся я.

— По крайней мере, не рассыпаюсь мелким бесом, как ты, — проворчал Вадька, — подумаешь, характеристика! Из-за характеристики с Копытковой танцевать… Умора, да и только!

…В общем, я бросился на Вадьку. Но ребята схватили меня за руки с двух сторон. Тут из подъезда учителя вышли, и мы разошлись.