Обломок молнии

Шел одиннадцатый час, в переулке было тихо. С туманно-светлого неба начал падать мягкий крупный снежок… И откуда только на свет появляются такие типы, как Вадька? Обязательно скажет какую-нибудь пакость. Рептилия, а не человек!.. А ведь дружили когда-то. Просто не верится!

* * *

Стоял морозный январь. Аделаида Ивановна закончила объяснять новую тему, записала что-то в журнал, посмотрела в окно и сказала:

— Ребята! На пороге весна! Скоро луга зацветут. Птички прилетят. Я уже чувствую, понимаете, запах ландыша. Вы помните, ребята, как ландыши пахнут? Скоро летние каникулы, ребята…

Она вдруг опустила углы рта, сделала детское какое-то обиженное лицо и продолжала:

— А материал не усвоен! А тема не пройдена!

Я усмехнулся. Здорово получается! Мороз трещит, даже лыжный поход отменили, а она — про ландыши.

— Жаркое лето не за горами, ребята! — продолжала Юный Математик. — Скоро будете купаться, загорать, за ягодами ходить. Как быстро мчится время! Боюсь, что мы не успеем программу пройти…

— Зубрилы-то успеют, — пробормотал я в сторону Вадьки. — Им и зимой жарко.

— Кому жарко, а кому так — в самый раз, — зашипел Вадька.

— А мне не жарко и не холодно.

— Да что о тебе говорить! Все равно завалишься. Не наберешь баллы. Ты думаешь, там — тру-ля-ля… Загремишь в армию, вот и все! Ничего, Копыткова подождет.

— Ну ты потише…

— И характеристика не поможет. Зря старался!

— Что-о?!

Я и сам не заметил, как мы оба вылетели из-за парты и оказались в проходе.

Ну и дрались же мы! Вадька оказался крепче, чем я думал. Он сразу сбил меня с ног и навтыкал кулаками под ребра. Зато уж я, когда вскочить удалось, отделал его как надо… Мне было трудней, приходилось чуть не вдвое сгибаться, в то время как низенький Вадька все время таранил меня головой в живот.

Мы таскали друг друга по проходу между партами, дрались кулаками, коленями, давали подножки…

Аделаида Ивановна, расставив руки, семенила вокруг нас, как судья на ринге.

— Ах, ах! Мальчики, мальчики! Что вы делаете? Ребята, ребята, разнимите их! Они же убьют друг друга! Что же вы сидите!

Мы сцепились и грохнулись на пол.

— Тосенька! Беги за директором. Врача, врача позови!

Мы катались по полу. Вадька схватил меня за шею. Я барабанил по нему коленками. Мы лягались, как разъяренные ослы.

Ребята умирали со смеху. Никто не собирался нас разнимать. Еще бы, лишиться такого зрелища! Девчонки визжали:

— Ай, ай, Андрюша, перестань, он же маленький…

Когда вбежали директор, завуч и докторша, этот «маленький» добивал меня точными ударами в живот и под ребра.

Я отскочил. Прыгнул на Вадьку. Тот увернулся… И я ткнулся носом в пол. Обхватил руками Вадькину ногу, дернул изо всей силы… Он грохнулся. И мы снова сцепились на полу. Мы рычали, визжали, царапались.

Нас растаскивали, но мы вырывались и снова лезли в драку. И только тогда, когда директор гаркнул: «Встать!» — мы расцепились и поднялись.

— Забирайте сумки — и вон! Без родителей не являйтесь!

Мы вышли из класса, вместе спустились по лестнице. Я просто обомлел, когда увидел себя в зеркале. Всклокоченная, вся в синяках и царапинах физиономия. Нос распух и занимал сейчас большую площадь лица. Рубаха разорвана, на пиджаке ни единой пуговицы.

Вадька выглядел не лучше. Один рукав был оторван, едва держался. Волосы прилипли ко лбу. Нижняя губа вспухла, и от этого весь рот перекосило.

Мы оделись. Молча вышли на улицу. Я захватил пригоршню снега и приложил к лицу. Вадька проделал то же самое. Не сговариваясь, нахлобучили шапки как можно ниже, чтобы прохожие не шарахались.

Медленно побрели по переулку. Я чувствовал какую-то легкость во всем теле. Как будто после бани. Словно от души отлегло.

— Ты чего это взъелся? — спросил вдруг Вадька. Спокойно так спросил, без всякой злобы.

— А ты-то чего?..

— Да, откровенно говоря, надоел ты мне со своей характеристикой. Носишься с ней… Из кожи вон лезешь! Смотреть тошно… Ей, ей… На человека непохож.

— Дурак. Я и забыл про нее.

— Да ну?

— Конечно! Я носился на вечере так просто, сдуру. Веселье разобрало. Хочешь, не верь. Твое дело.

— Да я верю, почему же…

Помолчали. Снег по-прежнему падал, холодил наши разукрашенные физиономии.

— Ну а все-таки чего ты взъелся на меня? — спросил Вадим.

— Сам не знаю… В общем-то, какой-то зубрила ты стал. Спятил со страха, что на экзамене срежешься. Не человек прямо.

Вадька вздохнул.

— Спятишь тут. Задают — во!

— А чего ты понес насчет Копытковой, то, се… Если бы не эти твои слова, я бы, может, и не психанул.

— Говорю, со злости. Характеристика твоя довела.

— Да… С характеристикой теперь покончено. Плакала характеристика!

— И моя тоже, — сказал Вадька.

Мы взглянули друг на друга и рассмеялись.

Мы дошли уже до моего подъезда и повернули обратно. Снег повалил гуще.

— Здорово ты меня отделал, Вадька. Вроде меньше ростом, а поди ж ты… Как это, а?

— Самбо, — пробормотал Вадим.

— Ты самбист? — удивился я. — А как же сосуды?

— Ну да, сосуды. Это после гриппа освобожден был. Временно…

— А я-то думал… — сказал я. — Самбо вещь хорошая.

— Еще бы, — сказал Вадим. — Это и в армии пригодится.

— Ну, Вадька, ты даешь!..

Мы снова переглянулись и расхохотались.