Обман

— Молодец.

— Позади стола книжный стеллаж. Пока его сооружали, жалобам на небрежность английских мастеровых не было конца. Книги: «Еврейская комедия Гейне» Проуэра[5], «Еврей как пария» Ханны Арендт [6], «В белые ночи» Менахема Бегина[7] и прочие в том же духе. Немыслимое количество книг, написанных евреями, про евреев и для евреев. Над письменным столом пыльный драный шар — японский бумажный светильник, оставшийся от предыдущего жильца. На обоих столах хромированные чертежные лампы, или как там они называются, по лампе на стол. Два обогревателя «Димплекс», белые. На полу ковролин голубовато-стального цвета. Пластиковый коврик для гимнастики и адюльтера. Дешевенький бамбуковый журнальный столик со стеклянной столешницей, на нем пачка лондонских литературных еженедельников всех мастей, рядом транзистор фирмы «Робертс», настроенный на «Радио-3». Парижское издание «Геральд трибьюн», открытое на спортивной странице. Гигантских размеров плетеная мусорная корзина битком набита старыми выпусками «Геральд трибьюн», черновиками, обрывками машинописи; там же картонные коробки из-под печеной картошки с овощным рагу из ресторана «Спад-Ю-Лайк» — доказательство того, что обед обитателя комнаты скромен, под стать обстановке. Лепной цветочный орнамент на потолке — единственная здесь примета роскоши.

— И все?

— К сожалению, да. Теперь ты закрой глаза.

— Ладно.

— А сейчас посмотрим, насколько приметлив ты сам.

— Давай.

— Опиши-ка меня.

— Я устроила медикам дикий скандал: что они будут делать, если ребенок родится с отклонениями? Требовала врача, который знает, как отправить его на тот свет. И нескольких отыскала. Обошла их всех, задавала один и тот же вопрос: что вы сделаете, если у ребенка обнаружатся серьезные отклонения? Разумеется, ни один не выразил готовности отправить на тот свет здорового на вид младенца только потому, что мать опасается: нет ли у него явных нарушений мозговой деятельности. А если у него расщелина позвоночника, или болезнь Дауна, или другие тяжелые отклонения? И я знаю, о чем говорю. Я опросила четырех врачей. И вот что примечательно и почему я так занервничала: когда я уже должна была разродиться, произошло два таких случая подряд! Не мудрено, что я ударилась в панику. В первом мужчина убил ребенка и сел в тюрьму. По обвинению в убийстве. Начались бурные споры. Газеты только об этом и писали. Все сходились на том, что обвиняемый — человек порядочный, фанатично привязанный к ребенку с тяжелыми отклонениями. Он растил мальчика сам, и, хотя он же его и убил, дело закрыли. А ведь он довел задуманное до конца. Он самоустранился и недокармливал малыша. Но таких голодом враз не уморишь, нужно время. Если всерьез решаешь от него избавиться, проще проломить ему голову. Либо ты его убьешь, либо дашь ему угаснуть. И вот что самое ужасное: младенцы с серьезными отклонениями часто физически очень крепкие, — иначе они либо умирают в утробе, либо погибают в результате выкидыша. Другой случай был с женщиной, которая родила ребенка-дауна; отчаявшись, она попыталась его убить, но безуспешно, и позже младенца усыновили. Кругом полным-полно странных типов, желающих воспитывать детей с различными дефектами.

— Ты не из них.

— А ты? Ты даже здорового ребенка растить не желаешь. Первый врач, к которому я обратилась, очень приличный человек, сказал, что вполне понимает меня, но рисковать своей карьерой не готов. Точка. Другой заявил, что совершенно со мной согласен и не видит причины волноваться. Избавиться от новорожденного легче легкого: затолкаешь ему в глотку марлевые тампоны, и дело с концом. Я сказала, что такой метод представляется мне чересчур жестоким, наверняка есть более милосердные способы умерщвить младенца. Самый приятный врач, лучший из всей четверки, согласился мне помочь и был явно готов на этот мучительный для него шаг, трудный и для… Ох, я тогда прямо-таки извелась. И вот что я выяснила: если женщина совершает преступление в течение полутора месяцев после родов, ее, скорее всего, даже не привлекут к суду. И это помогло мне все выдержать. Оказывается, закон освобождает рожениц от ответственности за свои действия, причем на срок до года: считается, что они немного не в себе. Так что можно угробить младенца и выйти сухой из воды. Важно, конечно, не наломать дров, но все-таки посадить, мне кажется, не посадят.

— Ты сегодня не очень-то разговорчивый. И вообще, при мне, как правило, помалкиваешь.

— Я слушаю. Постоянно слушаю. Я — écouteur[8]. Аудиоман. Фетишист разговорного жанра.

— Гмм-м. А ведь правда, когда ты сидишь и слушаешь, это и впрямь возбуждает.

— Не так уж это и странно.

— Пожалуй…

— Много лет назад у нас в спальне стоял телевизор, и все, кто хотел, приходили, располагались на нашей огромной двуспальной кровати и смотрели. Там завязывались отношения, от которых пострадал не один брачный союз. И, чтобы наше сообщество не распалось, телевизор мы из спальни вынесли. Однако пока мы сообща смотрели телевизор, на той двуспальной кровати сложились минимум три пары.

— Звучит заманчиво.