— Выходит, у нас с тобой вовсе не история любви, а история столкновения культур. Вот что тебя интересует.
— Меня это интересует всегда.
— Отсюда и влечение к гойкам, верно? Ты влюбляешься из антропологического интереса.
— Могло бы быть и хуже. Существуют, представь себе, и другие подходы к антропологическим различиям. Взять хотя бы старую надежную ненависть. А ведь есть еще ксенофобия, насилие, убийство; наконец, геноцид…
— Значит, ты — что-то вроде Альберта Швейцера[11], только в области межкультурного перепиха.
Смеется: — Ну, на
— Я была маленькая чешская девушка, и я пришла в ваш отель, и вы хотел, чтобы я поднялась в ваш номер взять книги — помочь вам нести. Было утро, десять часов. Они там были очень грубые. Обращались со мной как со шлюха, и вы устроил сцену. Потом я повела вас по Карлов мост. И вы учил меня всяким разговорным словам. Мы обедали в вашем отеле. Вы не обращал на меня большого внимания, потому что когда я пришла в отель, вы сидел и что-то пил. Мне было двадцать один, двадцать два года. Сейчас я много старше.
— Как называется тот парк, что над Прагой, мы тогда там сидели?
— Не знаю. Мы туда не ходили. Наверно, вы ходил с кем-то еще.
— Нет, ни с кем другим не ходил. Меня интересовали
— Вы как-то звонил, приглашал на оргию. Помните? Я еще сказала, что могу только наблюдать. А вы сказал: нет, надо участвовать. Ну, я не посмела идти.
— Ничего интересного вы не пропустили.
— За вами все время следили, и когда мы сидели в ресторане, тот тип сел к нам, и мы не могли это терпеть. Работа в Американской библиотеке была для меня не очень удачная. Место для меня нашел мой профессор. Это будет хорошо для нас всех, сказал он, почти в шутку, потому что мы сможем тогда брать книги, а так мы не можем туда ходить. Все мы думали, я буду сидеть в библиотеке, работать с книгами и читать. Два года так и было. Работа была замечательная, сказочная, но в конце начала быть трудной. Я должна была решать: или я работаю на разведку, или ухожу. Мне все еще нельзя говорить об этом.
— Вы же в Лондоне. Все нормально. Говорите.