Обман

– А после ее смерти начались проблемы, – сказал я.

Сандра сжала губы.

– На что это вы намекаете?

– На родительское внимание, которого хотелось бы избежать.

Чашка в руках Сандры затряслась. Она сжала ее обеими руками, пока дрожь не унялась, потом провела пальцем по браслету изнутри.

– Я долго ходила к психоаналитику и теперь способна говорить на эту тему. Но при чем здесь смерть Элизы?

– Нам нужна любая информация, которая позволит лучше понять ее внутренний мир.

Сандра снова потеребила волосы, взяла в руки большую раковину, погладила, положила на место.

– Отец был просто монстром. Он лишил Элизу детства, и в результате мы так и не смогли полюбить друг друга, как положено сестрам. Самое печальное, что мы очень похожи. Мы обожали одну и ту же музыку, одни и те же предметы в школе, обе закончили педагогический факультет. Правда, работать учителем мне не потребовалось… Мы были бы неразлейвода, если б не этот сраный урод!

Сандра шарахнула чашкой по столику. Кофе выплеснулся наружу, дерево загудело. Она уставилась на кофейное пятно, как будто впервые в жизни увидала нечто подобное.

– Он приставал к ней, но не ко мне. И Элиза наверняка считала меня виноватой. Но я-то тут была при чем? Если б только она пожаловалась вслух, может, мы как-то смогли бы выговориться и наладить отношения…

– Приставал – в физическом значении слова? – вмешался Майло.

– В физическом – не то слово, – отрезала Сандра Стюэр. – Сексуальные домогательства в самом что ни на есть прямом смысле. Регулярные, как по распорядку, вечерние визиты в спальню к Элизе. Да по нему часы можно было проверять! Одиннадцать двадцать – и раздается мерзкое шарканье его шлепанцев по ковру. Как змея ползет. Мне этот звук до сих пор чудится в кошмарах.

– У вас была общая спальня? – спросил Майло.

Сандра отрицательно затрясла головой:

– Наши спальни были через стенку, но я слышала его шаги, слышала, как тряслась кровать, – да не только слышала, чувствовала, моя кровать была сразу за стеной. Потом все затихало, и в тишине я слышала, как всхлипывала Элиза. Я все слышала. И ничего не могла сделать, только лежала в постели и в ужасе ждала – вот сейчас он войдет ко мне и начнет трясти мою кровать. Но он никогда не заходил, и я стала меньше бояться. Зато стала думать, что дело – во мне, в том, что Элиза стройная и красивая, а я фигурой больше похожа на плюшевого медвежонка…

Сандра замолчала, затем взяла чашку и отнесла ее на кухню. Достала из холодильника банку лимонада, вскрыла ее и вернулась на место.

– Смешать бы с водкой… да только я бросила пить. Не то чтобы с этим были проблемы, ничего такого, я всегда знала, когда остановиться. Просто, переехав сюда, я решила заняться своим здоровьем. Йога, медитации, прогулки по пляжу… Курить вот бросила. Набрала семь кило, зато задыхаться перестала.

– Ваш отец был директором школы, – сказал я. – Как вы думаете, приставал ли он к своим ученицам?

– Да наверняка! Столько школьниц вокруг, бери – не хочу. Он в школе сорок лет директорствовал; думаете, ни разу не воспользовался возможностью? Вот только сколько веревочка ни вейся, а конец будет. Вы ведь наверняка знаете?

– С ним что-то случилось?

– Так вы не знаете… – удивилась Сандра. – Он получил пулю в затылок девять лет назад.

– Кто это сделал? – вмешался Майло.

– Неустановленные лица, – злорадно ответила она. – Полиция решила, что было ограбление, но я думаю, это кто-то из оскорбленных отцов или братьев с ним поквитался. Или даже одна из девочек подросла и решила отомстить.

– Например, ваша сестра.

– Элиза? Да хотя бы. Я, правда, не слышала, чтобы она в то время была в Балтиморе, но мало ли…

– Он все еще директорствовал?

– Год как ушел на пенсию. Его нашли на тротуаре в двух кварталах от дома. Карманы вывернуты наизнанку, бумажника нет, в башке – дыра. Чего-чего, а грабежей в округе хватало, эта часть Западного Балтимора сильно изменилась с тех пор, как он вырос. Отец был там чуть ли не последним из белых, но от вечерних прогулок так и не отказался. Не желал признавать, что все изменилось. Или игнорировал перемены, как последний болван.

– А как Элиза отреагировала на его смерть?

– Мы ничего с ней не обсуждали, просто подписали бумаги на кремацию. Хотелось бы верить, что в душе – в какой-то ее части – Элиза была рада. Не знаю только, позволяла ли она себе осознать эту радость.

– В какой-то части души?

– В какой-то другой части, наверное, было и горе. Иной раз даже мне бывает грустно, что он умер, как бы нелепо это ни звучало. Он пятнадцать лет готовил для меня завтрак. Расчесывал волосы, пока мне не исполнилось одиннадцать. Все, кого я знала, называли его прекрасным отцом и учителем.

– Вы вообще ни разу не обсуждали его смерть с Элизой? – спросил Майло.

– Словом не перемолвились. В завещании он просил похоронить его рядом с мамой. А я велела одному из мойщиков посуды из «У Фрэнка» высыпать прах в Чесапикский залив. Прямо на задворках ресторана, мы как раз там мусорные баки держали. Еще кофе?