Обман

Кто-то держит в руках телефон и снимает все на камеру, и, конечно, это большая проблема, потому что все в баре знают Лукаса, а я встречаюсь с Лукасом и должна думать о Лукасе, но в данный момент я даже не помню его имени. Я рассеянно играю с шарфом, что повязала на шею, чтобы скрыть синяки от позавчерашнего вечера. Очень тесно; мы все толкаемся локтями, постоянно щелкают камеры мобильников, и кто-то обязательно выложит фотки в «Инстаграм», и тогда моя неверность выплывет наружу, я окажусь плохой девочкой, которая во всем виновата, и Лукас бросит меня, и я останусь одна… а я этого не выдержу.

Поэтому я изо всех сил делаю вид, что не испытываю никаких чувств – ни жара, ни страсти, ни бешеного желания, что пульсирует сейчас в моих венах, в груди, внизу живота… нет, ничего этого не происходит, убеждаю я себя. Разумеется, Он приближается ко мне вплотную, чтобы нас сняли вместе, и вдобавок целует в щеку для фото.

Между нами и общими знакомыми не более чем четверть фута, но из-за того, что все посетители бара сжаты, словно сардины в банке, никто этого не замечает. Как и того, что Он просовывает руку и сжимает мою грудь. Я просто умираю, и Он это знает, и мне так нравится, как Он это делает… все, чего я хочу, – это стоять вот так, и пусть кто-то фотографирует, а Он шарит ладонями по моему телу, везде, везде, и потом увезет отсюда и сделает меня другим человеком, который будет гораздо лучше и никогда-никогда в жизни не оставит.

Потом все почему-то прекращается, и вот, не заметив как, я уже на улице и иду домой. Когда мы прощались, Он поцеловал меня в губы. Но мы все вечно целуемся в губы при встрече или когда говорим «до свидания», так что для того, кто заметил, это ничего не значит. Но раньше мы с Ним никогда так не целовались, и теперь мои губы горят огнем, и я ощущаю всепоглощающий вкус Мужчины и тащусь домой к Лукасу, но хочу развернуться и броситься к Нему в объятия, но тогда Лукас оставит меня, а я так не могу. И все-таки мне необходимо увидеться с этим парнем еще раз. Когда мы сможем это сделать? Для меня это уже миссия, я должна ее выполнить, и не важно, чего это будет стоить. Кстати, зовут Его Эй Джей. Даже не знаю, что это означает.

18 ноября, 12:03

Мы с Дэвидом сидим в его кабинете, едим ланч и прячемся от мира. Обычно он приносит что-нибудь из дома, и заканчивается все тем, что я краду у него половину. Или – иногда – мы идем в один из сэндвич-баров, которых так много на нашей улице. На углу всегда стоит фургончик с едой «халяль», и сегодня мы оба взяли себе рис с курицей. Как правило, мы обедаем в то же время, что и пациенты, и не важно, голодны мы или нет; просто так меньше шансов, что кто-то может заглянуть или припахать к какому-нибудь делу.

– Ты сегодня видел Джули на утреннем совещании? – спрашиваю я, ковыряя в зубах пластиковой вилкой.

– Да, видел. А что такое? Что она сделала?

– Она сидела и красилась прямо за сраным столом. И смотрелась при этом в зеркальце в пудренице «Шанель».

– Это имеет какое-то огромное значение?

– Она работает в психбольнице! Почему ее так заботит, как она выглядит? Это же просто смешно. Смешно и жалко.

Дэвид смеется.

– А ты кроме шуток ее ненавидишь, а?

– Я никого не ненавижу. Просто я думаю, что она глупая и ей здесь не место. Ей надо работать в «Блумингдейлз»[8].

– Ты никогда не бывала на ее групповых сеансах?

– Ни на одном. А ты?

Дэвид редко участвует в наших с Джули «беседах» – то есть идиотской болтовне и сплетнях, потому что он взрослый, зрелый мужчина и выше всего этого. Поэтому мне нравится, когда он снисходит до моего уровня.

– Я был. На том самом, где твой пациент выскочил из комнаты как ошпаренный. Ну, новый парень. Здоровенный такой.

– Ричард? Тема свеклы?

– Ха-ха! – Дэвид хохочет, и зернышко риса вылетает из его рта и прилипает к оконному стеклу. – Именно, – подтверждает он и вытирает губы. – Она очень деликатно пыталась объяснить, что некоторые виды пищи могут изменить цвет какашек и писулек, а он аж подпрыгнул и рванул к двери. Я думаю, собственно, смысл ее речи был в том, что некоторые люди начинают паниковать, когда видят, что их дерьмо вдруг покраснело, думают, что это кровь. Ну и таким образом она пыталась заранее предупредить их, чтобы они в случае чего не тревожились.

– Конечно-конечно. Это имело бы смысл, если бы здесь хоть когда-нибудь давали свеклу. Вот же дура! Такая вся из себя принцесса. Говорю тебе, ее тут быть не должно.

– Да, Рэйчел попросила меня присматривать за Джули, потому что на нее поступают жалобы.

– Правда? Как замечательно! Может быть, «Туфлос» решит сделать мне подарок на Рождество заранее и уволит ее? – Я радостно запихиваю в рот кусок курицы.

– Ага. Только не жди, затаив дыхание, а то задохнешься. Кстати, как вообще этот новый парень? В прошлый раз, когда мы о нем говорили, ты сказала, что дело не движется.

– Ничего нового. Я так ни хрена и не добилась. Это здорово сбивает меня с толку. Он вполне дееспособный и кажется абсолютно нормальным человеком… что он здесь делает? Почему его нужно лечить?

– Какой у него диагноз?