Обман

В день годовщины я должен был идти на работу, как в любой другой день, но я не хотел, потому что знал – она была бы так счастлива, если бы я остался дома. Я помню, во время обеда мой начальник сказал мне, что мой сотовый звонил в офисе и что личные звонки на работе запрещены. Я сказал – должно быть, это что-то срочное, а он сказал – если бы было срочное, то позвонили бы в офис на городской телефон, и я подумал, что он, наверное, прав. Когда рабочий день кончился, я побежал домой. Я так хотел удивить ее, был так взволнован. И знал, что теперь ей станет лучше.

Он опять ерзает в кресле. Я кладу руку ему на колено, чтобы успокоить, и медленно, осторожно киваю.

– Я добрался до дома и вытащил кольцо из шкафчика, вытер его, чтобы оно ссссияло еще больше, и коробочку тоже. Потом пошел в спальню, но дверь была закрыта. Она никогда не закрывала дверь. Но сегодня дверь была закрыта, и я открыл ее и зашел в комнату. Она лежала в кровати, как обычно, и я стал ее будить. Но я старался ее разбудить, а она не пошевелилась. Она не шевелилась. Тогда я увидел пузырьки от лекарств на столике с лампой. И они были пустые, и там еще была фляжка, и она тоже была пустая. Я положил кольцо рядом с пузырьками и пощупал ее шею, чтобы проверить, бьется ли ее сердце. Но ничего не почувствовал.

Эдди опускает голову, и его слезы тихо капают на грязные кроссовки. Он потягивает книзу рукава, и они закрывают его запястья.

Мне в голову приходит неожиданная мысль. Странно, что он не упомянул это страшное ощущение холодного тела, когда прикоснулся к своей девушке. В каждой истории о столкновении со смертью люди всегда говорили о том, какими холодными на ощупь казались их любимые и родные и как это было ужасно. Но Эдди ничего не сказал о том, что тело Эллисон было холодным.

В конце своего рассказа он лезет в карман, чтобы показать мне ее фотографию. Он смотрит на меня мокрыми, несчастными глазами и передает отксеренное с чего-то фото Риз Уизерспун времен фильма «Переступить черту», там, где она с темно-каштановыми волосами.

8 декабря, 23:28

На мне туфли с высоченными каблуками, в которых почти невозможно ходить, и я семеню крошечными шажками, не разгибая ног, как динозавр велоцираптор. Лукас мчится вперед и наотрез отказывается идти помедленнее. Он купил мне эти туфли, и он же настоял на том, чтобы я их сегодня надела. Я цепляюсь за его локоть и стараюсь не отставать и не упасть на неровном асфальте – мы направляемся к его дому.

На ужине было очень неловко. Лукас нечасто берет меня с собой на мероприятия, связанные с его работой; я и не подозревала, какое великолепное цирковое шоу он разыгрывает перед своими коллегами. Всю дорогу одну руку он держал под столом, на моем колене или бедре, и, когда ему было нужно, чтобы я рассмеялась над чьей-то шуткой или поддержала его ложь, довольно сильно щипал меня, так что я скорее повизгивала, чем смеялась. На правом бедре у меня синие следы от его пальцев, их прекрасно видно сквозь прозрачные колготки.

– Мне кажется, все прошло отлично. А тебе? – спотыкаясь и бредя за ним, говорю я и стараюсь не впускать внутрь холод, когда открываю рот. От ледяного воздуха у меня ноют зубы.

– Все прошло совсем не отлично. – Он вырывает у меня локоть и ускоряет шаг.

Мы уже почти пришли. Отсеки вращающейся двери достаточно велики, чтобы вместить двоих, однако Лукас влезает впереди меня, и теперь мне приходится справляться с тяжелой дверью самой. Как обычно, я начинаю нервничать; мне неудобно перед консьержем, который приветствует меня теплой улыбкой и чуть приподнимает свою кепку. Совсем выбившись из сил, тяжело дыша, я нагоняю Лукаса у лифта. Он уже вошел внутрь и явно не собирался меня дожидаться. Но я успеваю махнуть сумкой, сенсоры улавливают движение, и двери кабины снова открываются. Лукас меня как будто не замечает. Он несколько раз с силой шлепает ладонью по кнопке своего этажа, до тех пор пока двери не смыкаются. Я опираюсь о поручни, снимаю туфли и покачиваюсь на мысках, чтобы размять онемевшие пальцы и снять судорогу. Мои ступни горят огнем.

– Надень свои гребаные туфли, Сэм. Мы все еще в общественном месте. Неужели у тебя нет ни капли самоуважения?

Лукас не смотрит мне в лицо, он с яростью уставился на туфли, которые я держу в руке, и я не выдерживаю, снова облокачиваюсь о поручень и засовываю ноги, которые болят как не знаю что, обратно в модельные тиски. Лифт останавливается на нужном этаже. Лукас выскакивает и гигантскими шагами несется к своей квартире. Если бы поиски ключей его не задержали, вряд ли я со своей ковыляющей походкой успела бы проскользнуть внутрь вслед за ним.