Обманутое время

— Мне всегда здесь нравилось по ночам. — Уильям весь вечер внушал себе: он очень любит свою дочь и поэтому постарается вести себя если не дружелюбно, то, по крайней мере, вежливо. — Тишина, мрак. — Он нагнулся и подбросил в огонь еще одно полено. Ввысь полетели искры. — Никогда не думал, что буду жить в другом месте.

— А я никогда не представлял, что можно жить в таком месте… и не понимал, как тяжело отсюда уехать.

— Далеко от Филадельфии.

— Да, очень далеко.

Уильям сразу уловил мрачные нотки в голосе парня. В юности он и сам таким баловался, по ошибке принимая мрачность за романтизм. Выпрямившись, он достал из бара бутылку бренди и две рюмки.

— Выпить хочешь?

— Да. Спасибо.

Уильям устроился в кресле и вытянул ноги.

— По ночам я, бывало, сидел здесь и размышлял о смысле жизни.

— Ну и как? Дошли до смысла?

— Иногда доходил, а иногда нет.

Наверное, в чем-то проще, когда твоими главными заботами являются борьба за мир и социальные реформы. Он достиг так называемого среднего возраста — раньше эти годы всегда казались ему серыми и далекими. Он вспомнил, как был молодым, гораздо моложе парня, который сейчас сидит рядом с ним и думает о любимой женщине. Раздосадованный, Уилл залпом выпил свое бренди.

— Ты любишь Либби?

— Я как раз задавал себе тот же самый вопрос.

Уилл налил себе вторую рюмку. Следы сомнения и раздумий в голосе Кэла понравились ему больше легкого, гладкого ответа. Сам он всегда отвечал быстро и гладко. Ничего удивительного, что отец Каролины его терпеть не мог.

— Ну и как? Нашел ответ?

— Нашел, но он не слишком удобный.

Кивнув, Уильям поднял рюмку.

— До того как познакомиться с Каро, я собирался вступить в Корпус мира или стать тибетским монахом. А она только-только закончила школу. Ее папаша хотел меня пристрелить.

Кэл ухмыльнулся. Бренди приятно согревало внутренности.

— Знаете, сегодня я обрадовался, что у вас нет оружия.

— Я подумывал о пистолете, но по натуре я пацифист, — заверил его Уильям. — А у отца Каро все было серьезно. Ужасно хочется поскорее сказать ему, что она снова беременна. — Забывшись, он широко улыбнулся, предвкушая разговор с тестем.

— Либби надеется на братика.

— Она сама так сказала? — Уильям вздохнул. Неужели у него родится сын? — Либби мой первенец. Каждый ребенок чудо, но первенец… По-моему, от этого никогда не оправишься.

— Либби действительно чудо. Она изменила мою жизнь.

Лицо Уильяма отяжелело. Возможно, Хорнблауэр не понимает, что влюблен, но со стороны виднее. Сомневаться в его состоянии не приходится.

— Ты понравился Каро, — заметил Уильям. — Она как-то умеет заглянуть человеку в душу. А я скажу тебе только одно: Либби совсем не такая крепкая, какой кажется. Будь с ней осторожен!

Он поспешно встал. Не хватало еще читать мораль!

— Поспи, — посоветовал он. — Каро любит вставать с рассветом и печь оладьи из цельного зерна или готовить йогуртовую запеканку с киви. — Уильям выразительно осклабился. Лично он гораздо охотнее ел бы на завтрак яичницу с беконом. — Кстати, ты очень выиграл в ее мнении, когда пожирал се рагу с тофу и миндалем!

— Было на самом деле очень вкусно.

— Ничего удивительного, что ты ей поправился. — Дойдя до подножия лестницы, Уильям остановился. — Кстати, у меня есть почти такой же свитер.

— Подумать только! — Кэл с трудом подавил усмешку. — Как тесен мир!

Глава 10

— Так и знала, что ты рано встанешь. — Либби вышла из кухни и подошла к матери.

— Не так уж и рано, — вздохнула Каролина, досадуя на себя за то, что проспала рассвет. — Последние два месяца мне все труднее вставать.

— Тошнит по утрам?

— Нет. — Улыбнувшись, Каролина обняла дочь за талию. — Похоже, все трое моих детей избавили меня от этой напасти. Я когда-нибудь говорила тебе, что испытываю к ним огромную благодарность?

— Нет.

— Ну так вот, слушай сейчас. — Быстро поцеловав Либби в щеку, она заметила, что под глазами у дочери залегли тени. — Погулять хочешь?

— Да, с удовольствием.

Они не спеша побрели в лес; колокольчики на запястьях Каролины весело звенели. Столько всего осталось таким же, как было, подумала Либби. Деревья, небо, тихая хижина за спиной. И столько всего изменилось. Она на секунду положила голову маме на плечо.

— Помнишь, как мы любили вот так гулять втроем — ты, Санни и я?

Густо сплетенные ветви деревьев образовали у них над головой прохладный зеленый туннель. Каролина рассмеялась.

— Гуляли только мы с тобой. Санни никогда не «гуляла». Стоило ей выйти из дому, как она куда-то стремительно неслась. А мы с тобой неспешно бродили по лесу — совсем как сейчас.

«Интересно, каким будет мой третий ребенок», — подумала Каролина, заново испытывая трепет предвкушения.

— А потом приносили домой цветы или ягоды, чтобы папа думал, что мы делали полезное дело.

— Кажется, оба наших мужчины сегодня проспали. — Видя, что Либби не отвечает, Каролина замолчала. Лес понемногу оживал, наполнялся звуками, шуршанием мелких зверьков в кустах, пением птиц в небе. — Либби, мне нравится твой друг.

— Я рада, что он тебе нравится. Я хотела, чтобы он тебе понравился. — Либби нагнулась за прутиком и принялась на ходу ломать его на кусочки.