Он проведет ее по своему дому, сложенному из могучих лиственничных бревен. Антон обожал этот дом, сказочный терем под тускло-медной крышей, построенный его бывшим одноклассником Юркой Лопатиным, классным, как оказалось, архитектором.
В камине, похожем на огромную кучу камней, будут ярко гореть дрова. Антон станет хвастаться (а Ада непременно будет восхищаться!) тяжелой деревянной мебелью, нарисованной всё тем же Юркой и изготовленной по эскизам в мастерской у каких-то его друзей. У всех этих комодов, шкафов, столов, лавок и кресел с высокими спинками был такой вид, будто им всем лет по двести, но им всё нипочём, они и ещё триста простоят — не заскрипят.
А потом Антон покажет Аде, какая у Юрки получилась шикарная кровать: метра два с половиной в ширину, вместо ножек — резные когтистые лапы, высокое тёмное изголовье украшено узором из желтоватой отполированной моржовой кости.
М-да, вот про кровать лучше сейчас не думать. Не то вряд ли в ближайшее время он сумеет отвезти девушку домой.
Но попасть на дачу на следующий день им не удалось. Антон уже подъезжал к площади Гагарина, когда Ада позвонила и сказала, что в Италии умерла ее мать, и ей надо срочно вылетать на похороны.
В этот раз Ада не сочла нужным и уместным отказываться от услуг шофёра, предложенного господином Мори. Она не видела никакой необходимости в подчеркнутой демонстрации собственной независимости. Напротив, ей казалось, что в данной ситуации это бы выглядело почти непристойно.
В аэропорту «Марко Поло» Аду встретил приземистый широкоплечий мужчина в строгом тёмном костюме с черной траурной повязкой на рукаве. Его лицо выражало приличествующую моменту сдержанную скорбь и почтение.
— Добрый вечер, синьора, — участливо проговорил он. — Меня зовут Карло, я восемь лет проработал у вашей матушки. Примите мои глубочайшие соболезнования. Мы все скорбим. Какая утрата! Позвольте получить ваш багаж, — под конец речи почтение стало каким-то уж совсем безбрежным.
— Спасибо, Карло, но получать нечего, я приехала налегке, — Ада кивнула на свою дорожную сумку, размеры которой позволяли брать ее в салон самолета, что существенно экономило время.
— Тогда позвольте проводить вас к автомобилю, — низенький Карло и бровью не повел, поклонился и подхватил с пола довольно увесистый баул. — Следуйте за мной, пожалуйста!
Ада пожала плечами и двинулась за ним. Карло этаким мажордомом торжественно вышагивал впереди, указывая путь.
Выйдя из здания аэровокзала, он направился к стоящему прямо перед выходом огромному чёрному лимузину. Ещё один поклон, и перед Адой распахнулась дверь машины.
— Прошу вас, синьора! Сию минуту, я уберу ваш багаж.
Да уж, господин Мори нынче расстарался!
Коротышка-адвокат вновь встретил Аду на ступеньках палаццо ди Франческо, а за его спиной, как и в прошлый раз, неподвижной скалой возвышался важный Пьетро. Но на этот раз синьор Лучано, страдая всем лицом, кинулся к ней, обнял и отчаянно захлюпал куда-то ей в плечо.
— Моя дорогая, моя дорогая, какая невосполнимая потеря! Как несправедлива жизнь! — провыл он горестно в ее пиджак. — Мужайтесь, синьора Ариадна, мы с вами.
Ада моргнула. У неё ещё в аэропорту, при виде торжественного Карло и его безразмерного лимузина появилось стойкое подозрение, что ей уготована какая-то неясная роль в странном фарсе. Или в гротеске? Она была не сильна в терминологии и жанрах. Может быть, предполагается, что и она должна наглядно продемонстрировать миру, насколько горька ее утрата и непосильно бремя скорби?
Ада осторожно похлопала прильнувшего к ней адвоката по плечу, что должно было, наверное, означать взаимные соболезнования.
— Успокойтесь, синьор Мори. Возьмите себя в руки. Нельзя так себя терзать, — по возможности убедительно проговорила она. — Я тоже хотела бы выразить вам своё искреннее сочувствие. Вы ведь гораздо лучше и дольше знали синьору ди Франческо, нежели я. Я понимаю, для вас это большое горе.
Ада поморщилась. Фраза прозвучала двусмысленно. Выходило, что сама Ада, знавшая покойную по большому счету без году неделю, за особое горе ее кончину вовсе и не считала.
Конечно, это было не так. Ада искренне переживала смерть маленькой мужественной женщины, своей матери. Ей было безумно жаль, что, едва встретившись после четвертьвековой разлуки, не успев по-настоящему сблизиться и узнать друг друга, им уже пришлось расстаться. Надолго ли? Может, навсегда?
Но никогда она не считала уместным и пристойным откровенно и прилюдно выражать свои чувства.
Этого правила она старалась придерживаться неукоснительно. Оно, правда, в последнее время периодически стало давать сбой, причем исключительно в присутствии одного-единственного человека.
Внезапно Ада пожалела, что рядом с ней сейчас нет Антона.