Бывают дни, когда каждое мелкое и незначительное событие становится почкой, ростком будущей длинной истории. Потом уже случайность начинает казаться закономерностью, знаком судьбы и навсегда оседает в памяти магической пиктограммой. Для Лекса наступал как раз такой день.
На входе в Склиф он показал удостоверение Центра.
— В онкологию? — без особого интереса уточнила дежурная сестра, выдавая ему белый халат и бахилы. — Проходите, мастер.
Формальное обращение неожиданно укололо.
Замер в лифте. Молоденькие медсестрички, не смущаясь его присутствия, щебетали о контрацепции. Старая добрая медицинская непосредственность. Лекс вжался в стенку, стараясь обращать на себя поменьше внимания. Да что ж это я, почти дома, а веду себя, как тать в ночи? Словно перебежчик, а проведенные здесь пять лет и в зачет не идут?
Злясь на себя, глядя в пол, прошел по бесконечно длинному коридору до палаты очередника. Опухоль кишечника в четвертой стадии, метастазы в легкое, желудок, мочевой пузырь. Счет на дни. В палате пахло смертью.
Старик в снежно-белой рубахе медленно повел мутными глазами на звук открывающейся двери.
— Инженер Алеша пожаловали! Уж думал, вы мне приснились…
— Здравствуйте, Максим Викторович! Все хорошо. Рад сообщить, что сегодня вечером вас забираем. Придет челн, и уже ночью ляжете на стенд.
Старик едва пошевелился, улыбнулся горько и презрительно.
— Дождался, стало быть, путевочки… Расписаться, небось, надо?
— Да. — Лекс проводил процедуру уже, наверное, в сотый раз, и опять удивлялся, откуда в смертельно больных почти всегда появляется желание как-то поддеть мастера. Он уже привык пропускать это мимо ушей. — Маленькая лекция — так положено.
— Давай, лектор, ври складнее!
— Максим Викторович, вам предстоит пройти процедуру погружения в принудительную кому. По-другому она называется «хаджат» и обеспечивается нашими инопланетными коллегами. На настоящий момент мы не владеем полной информацией ни о принципах действия используемой для хаджата аппаратуры, ни теоретическим обоснованием способа лечения.
— Гипские прянички, — процедил старик. — Сами видите, терять мне нечего! Валяйте.
— Ваш организм подвергнется воздействию искусственно созданной гипами субатомарной структуры. Она замедлит ваш метаболизм, приостановит все функции, включая сознание, дыхание и кровообращение. А потом на стенде будет проведена процедура, которая разрушит злокачественные образования.
— Что, Алеша, многих уже гипам сбагрил, да? Говоришь как поёшь!
— Многих, Максим Викторович, — ответил Лекс, ущипнув себя за ногу, чтобы не вспылить. — В Таганроге сейчас начинают серийный выпуск стендов, так что скоро очереди сократятся, будем успевать… Не будем опаздывать… — он сбился.
Сотни, тысячи таких стариков просто мрут в тихих палатах на руках беспомощных врачей. И вопрос даже не денег, как было до гипов, когда курс химиотерапии обходился такому пациенту в пенсию за пять лет вперед. Просто не хватает, чудовищно не хватает стендовых камер, софта, толковых и ответственных программистов, обученных гипами мастеров…
— Не переживай, инженер, — голос старика смягчился, — мы, старые, всё назад смотрим больше, вспоминаем, жалеем. Моя Оля — ох, как плохо померла! — а я вот живой. С вашей помощью и еще потелепаюсь. Ёрничаю — так не со зла же.
— Давайте закончим, Максим Викторович! Вот здесь и здесь, где галочка…
Выйдя в коридор, Лекс разминулся с высоким сутулым врачом, профессором, преподававшим в туманном «когда-то» спецкурс по анатомии мозга. Надо же, все такой же стремительный, рассеянный, руки как грабли — будто и не прошло пятнадцати лет… Лекс вжал голову в плечи и повернул в противоположную сторону.
— Алексей, подождите! — за спиной послышались торопливые шаги.
Лекс покорно остановился.
— Леша, вы же все равно сюда ходите! — сказал профессор, слегка задохнувшись. — Зачем тогда избегаете меня? Могли бы и заглянуть на глоток танина — не съем!
— Да нет, Артур Владиленович, — замялся Лекс, — просто всегда на бегу…
…Чай профессор заваривал в тонкой колбе медицинского стекла.
— Греете воду до ста тридцати, не больше, — с удовольствием объяснял Артур Владиленович свою особую систему, — а то может раньше времени рвануть. Для заваривания требуется заварка и общая тетрадь…
Осторожно поднял над широким горлом колбы, стоящей на газовой горелке, маленькую пачку дешевого чая, в другой руке заготовил толстый черный блокнот.
— Перегретой воде достаточно любой царапинки или пылинки, чтобы началось парообразование. Поэтому важна синхронность. Вот так!
Отработанным движением профессор одновременно опрокинул в колбу пакетик с заваркой и закрыл горловину тетрадкой, как крышкой. В колбе бухнуло, из-под корешка блокнота вырвалась струя пара.
— При таком интенсивном заваривании любые дрова вкус приобретают… Максима Викторовича забираете?
— Да, уже сегодня хаджат.
— Я, голубчик, давно вас собирался к себе заманить! Вроде, коллеги, а обмена информацией — ноль. Как-то антинаучно получается, не находите?
— Артур Владиленович, я же простой мастер, да и подписку никто не…