Обмен заложниками

Анализатор — пучок тончайших игл. Нужно попасть в шею так, чтобы захватить и артерию, и одну из желез, и хрящевую структуру трахеи. Через семь секунд, после подтверждающего бипа, светящимся маркером мазнуть пациента по лицу. Один из баллонов хаджата — их позволено брать в руки только гипам, — сразу настраивается на биохимию пострадавшего и начинает светиться тем же цветом, что и полоса на его лице. Хаджат работает и без диагностики, но медленнее и ненадежнее.

Зонц и Пакс подтащили ящик с баллонами прямо к пострадавшим. Лапы-ласты гипа едва удерживали тяжелую коробку. Хаджат полагалось брать из челна поштучно, но здесь было слишком много работы. Лекс и Дэйзи перебегали от одного тела к другому, и синеющие в темноте лица с закрытыми глазами расцветали флюоресцентом.

Мастер Зонц проворно выхватывал из коробки начинавший светиться баллон, срывал блокировку с узкого носика, просовывал в рот очередного пассажира, и голубое сияние хаджата вспыхивало там, внутри. Не газ, не жидкость, не плазма — хаджат, — проникал сквозь слизистую, сквозь ткани, струился по венам, рассасывался по лимфотокам. Перехватывал связь спинного мозга с головным, заполнял их, и через несколько секунд брал под контроль каждую молекулу остановленного устройства, называемого человеком. Если успеть все сделать правильно, то дальше можно не волноваться — хаджат не позволит тканям разрушиться сколь угодно долго.

Подход к вопросу лечения оказался столь механистичен, что слова «врач» и «лечить» так и не приросли к гипской медицине. Что, впрочем, никак не повлияло на ее эффективность.

Команда Куриэра, сверкнув посадочными огнями, приземлилась борт в борт с челном Зонца. Работа пошла вдвое быстрее. Пакс взялся помочь пилоту второго челна отволочь ящик с хаджатом богомолу, но поскользнулся, и серебристые баллоны выскочили из фиксирующих гнезд, полетели, покатились в разные стороны…

— Не влезем, — сказал мастер Зонц.

Пострадавших оказалось тридцать пять. Когда их сосчитали точно, челн Куриэра уже ушел в сторону Центра починки с шеснадцатью телами на борту. Еще девятнадцать лежало у кромки черной воды. Тучи разволокло, и колючие зимние звезды дали немного света.

— А если на наши кресла? — предложил Лекс.

— А мы? — спросила Дэйзи.

— Пока летели, я посмотрел по карте, рядом станция. Доедем до Владимира, а там нам навстречу кого-нибудь снарядят.

Дэйзи посмотрела на гипа.

— Что скажете, мастер Зонц?

— Вам не рекомендовано путешествовать без сопровождения, — напомнил Пакс. — Тут не Москва, мало ли…

— А есть другие варианты? — спросил гип, и Лексу подумалось, что мастер Зонц мог бы быть хорошим человеком. — Тогда давайте грузиться.

Так и не дождавшись от реаниматоров предложения подвезти, они втроем по мокрой обочине шоссе добрели до поселка. Дэйзи выглядела несколько странно, то ли уставшей, то ли напуганной, и порывалась что-то рассказать. Но поглядывала на ковыляющего гипа, с трудом переваливающегося с одной слоноподобной ноги на другую, и замыкалась в себе. Лекс взял у нее сумку — они всегда возили в челне лишнюю смену одежды, легкий перекус и подобные мелочи. На прямой вопрос, что случилось, Дэйзи лишь буркнула «Потом!» и снова уставилась себе под ноги.

Набрели на темную платформу с единственным тлеющим огоньком кассы и закопченным расписанием рядом на стене. Из мерзлого тумана, блистая циклопьим глазом, на них надвинулась электричка. Замелькали светящиеся внутренности поезда — редкие пассажиры, деревянные и ободранного дерматина лавки, цветные лоскутки реклам под потолком и между окнами.

Лекс украдкой посмотрел на мастера Зонца. Но что поймешь по лицу гипа? Для него это романтическое путешествие. Дитя звезд, блин.

В электричке было почти пусто. В дальнем конце вагона целовалась парочка, в середине пожилая женщина с неестественно прямой осанкой пристально смотрела в окно. Там медленно уползали в ночь редкие фонари, обмотанные гирляндами ларьки и цепочки уютных окошек частного сектора.

Гип выбрал место спиной к пассажирам, тяжело сел, и широко расставил бесформенные ноги. Ссутулился, скособочился, размяк. Дэйзи заняла место напротив, Лекс опустился рядом. Никому вокруг не было до них дела. Поезд вышел из поселка, и полотно сразу обступили деревья.

Мастер Зонц прислонился головой к деревянной раме, отчего его скула промялась на пару сантиметров. Большие туманные глаза обшаривали заоконную темноту. Иногда Лексу мерещилось в их глубине подобие зрачков, но лишь ненадолго, словно рыба проходила подо льдом.

— Все-таки накиньте капюшон, мастер, — попросил Лекс. — Не будем эпатировать публику.

Гип неохотно натянул на лицо просторный капюшон, а ласты сунул в карманы на животе.

— Отчего такие условности, мастер Лекс? — спросил он. — Знаю, здесь не Москва, люди нас только в новостях видели, но вот так прятать себя от них мне кажется унизительным. Мы ваши гости! Пусть и незваные, но мы не даром едим ваш хлеб. Работаем с вами вместе, а не просто сидим и ждем, когда нас заберут домой.