Обмен заложниками

Последний раз он жил в подполье, когда сбежал из дома в десятом классе. Днем слонялся по бульварам, пил химический бульон в кавказских шалманах, таскал в смешном дедовом саквояже зубодробительный учебник по невропатологии. Жил у одноклассника, спровадившего предков на дачу под предлогом подготовки к экзаменам. Тогда Леша добился своего — родители разрешили поступать в «мед».

Чего он хочет добиться теперь, Лекс не знал. Один в огромной полузаброшенной квартире, под взглядами строгих офицеров и волооких декольтированных дам с пыльных картин, он просто ждал. Один, оторванный от дома, от Центра, от Дэйзи. Один — географически и во времени, по ощущениям и по предчувствиям.

Артур Владиленович приходил заполночь, драил под струями горячей воды веснушчатые руки и понемногу начинал рассказывать, как прошел еще один слишком короткий день. Ученые, как дети, не могли оторваться от инопланетного леденца и успешно превозмогали желание откусить хотя бы крошечку.

— Вы оказали бесценную услугу человечеству, Леша, — в последний вечер профессора пробило на патетику. — Того, что мы насобирали за эти дни, хватит лет на десять целому институту. Не знаю, что вас сподвигло на этот шаг, но благодарен вам безмерно! — и протянул Лексу неповрежденный баллон.

Лекс зажал в руках горячую кружку, отхлебывая «турбочай», как прозвал фирменный профессорский напиток. Сгорбился, сжался, потому что было тяжело сказать правду, даже самому себе.

— Дорогой мне человек… — поморщился от банальности собственных слов, — сейчас лежит на стенде. Я боюсь.

Артур Владиленович замер, глядя на бывшего ученика с состраданием.

— Вы, Леша, хирург. И я скажу без экивоков: все плохо.

— Это догадки или факты?

— Это логика, дорогой мой. Порассуждаем вместе? Из ниоткуда на земной орбите появляется корабль, якобы терпящий бедствие. На борту — мультирасовый экипаж, собранный, видимо, из разных звездных систем. Все говорят на лилле — общем языке. Что это может означать?

— Империя? Единое государство?

— Благодарные спасенные честно говорят, что через тридцать пять лет за ними прилетит их Эмчеэс. Чтобы скоротать время, предлагают людям свою помощь. Трудоустраиваются, можно сказать. Дарят пару побрякушек, такой галактический стеклярус — двигатели, моноволокна, компенсаторы гравитации…

— Разве это плохо?

— И страну для небывалого эксперимента гипы выбрали не случайным образом. В меру изолированную, в меру зубастую, способную объяснить всем остальным, чтобы не совались не в свое дело. А освоившись, они начали манипуляции с местными жителями. Не помните, Леша, зачем Декарт ковырялся в трупах?

Лекс вопросительно поднял брови.

— Изучал шишковидную железу. Искал точку соприкосновения миров, где сходятся рес экстенса и рес когитас. Мир тела и мир души. Сейчас это кажется смешным, но только на первый взгляд. Мы же так и не знаем ничего о том, что у нас в голове. И позволяем заезжим гастарбайтерам подключать себя к их аппаратуре. Как вы объясняете очередникам: «Хаджат — принудительная кома»? А хотите другой слоган? «Хаджат — перезагрузка с неопознанной системной дискеты».

Лекс хотел возразить, но Артур Владиленович хлопнул ладонью по столу:

— Гипы добрые, интересные, умные, да! Но у каждого человека, прошедшего хаджат, что-то прописывается в префронтальные зоны коры, Леша. В сектор мозга, назначения которого мы не знаем! Вся эта болтовня об ангелах и откровениях — примитивно понятая правда. А мы строим и строим стенды по их технологиям, торопимся пропустить через перезагрузку всех, кого успеем. Сами, Леша, сами! Даешь хаджат в каждый дом! В каждую семью, на радость родным и близким! Мы гуманисты, нам надо спасать всех!

Профессор судорожно выдохнул воздух, схватился за грудь, и аккуратно сел на подставленный Лексом табурет. Вытряхнул на ладонь старомодное зернышко нитроглицерина, бросил под язык.

— А теперь представьте себе, — уже спокойно продолжил Артур Владиленович, — что через двадцать пять лет прилетают гипские челны размером с луну. И в каждой обработанной хаджатом голове запускается новая программа. Вы уверены, что владеете своим телом? Разумом? Чувствами? Молчите?

Лексу хотелось, чтобы этого разговора не было. Уснуть и проснуться пятнадцать лет назад, на лекции Артура Владиленовича, молодого и энергичного, размахивающего указкой над макетом мозга размером с кафедру. Смотреть, как кружится пыль в столбах солнечного света, читать переданную по рядам записку и ощущать, что впереди жизнь.

— Молчите… — Профессор снова смотрел ему в глаза. — Потому что знаете, какое слово прозвучит следующим, так? Это вторжение, мастер мой Леша.