Обмен заложниками

После этого детского вопроса в палате вдруг наступила удивительная тишина. Паша с отрешенным видом продолжал держать Лекса на мушке эжектора. Дэйзи одной рукой размазывала по щекам слезы, а другой вцепилась Лексу в свитер, словно прося не уходить. Из коридора донеслись звуки приближающихся шагов. Две пары ног, но совершенно разная поступь. Лекс отвернулся в сторону и изучал крохотную паутинку над плинтусом, с черной точкой хозяина конструкции в самом центре.

— Поймите же, — сквозь всхлипы сказала Дэйзи, — нужно уметь давать. Доверять. Дарить, а не меняться и продавать. И не держать под замком то, что как воздух нужно кому-то чужому, а для тебя бесполезно. — Шаги затихли у самой двери. — Жлобов к звездам не пускают, понятно?

Дверь открылась, и в палату поплыл костер ослепительно-красных роз, за которым виднелась круглая макушка Зонца и хитиновый гребень Куриэра.

— Те же и гипы, — сказал Лекс, трясясь от беззвучного хохота.

— Мастер Лекс, — спросил Зонц, — я выбрал правильный сорт?

Паша замер в своем углу каменной статуей. Гипы еще не увидели его, и на какое-то мгновение в глазах пилота мелькнуло просто нечеловеческое отчаяние. Рука с эжектором дрогнула, но лишь чуть повернула ствол в сторону вошедших.

— Важен не сорт, а искренность, мастер Зонц, — сказал Лекс не своим голосом. — Дэйзи очень любит цветы.

Мастер Куриэр, заметив Пашу и разглядев, что тот держит в руках, жестом остановил Зонца.

— А вот и воришка, — сказал богомол. — Вы еще и убийца, Пакс? Не думал вас здесь застать.

Паша сдул каплю пота с кончика носа.

— Я…

Черт, вдруг понял Лекс, а он ведь даже не сможет признаться, что работает на государство!

— Вы, — Куриэр был абсолютно спокоен и холоден, — сначала должны опустить оружие. Потом отдать нам хаджат. Потом уйти. Навсегда.

Зонц, растерянный и ничего не понимающий, всем телом поворачивался то к Дэйзи, то к Паше. Букет в его руках наклонился вбок. На гипа было жалко смотреть.

— Мастер Пакс! — позвал он. — Как же вы… Что же это? Почему?

— Я не уйду без хаджата, — глухо ответил пилот, сфокусировавшись теперь уже на Куриэре.

— Мастер Пакс! — закричал Зонц. — Одумайтесь, пожалуйста! Вы преступаете…

— Пашенька, — Дэйзи протянула перед собой руки, — я умоляю тебя, остановись!

— Когда мастер Пакс, — сказал Куриэр бесстрастно, будто в суде, — понял, что мастер Дэйз в момент похищения хаджата находилась рядом и все видела, он попытался устранить ее, прибегнув к посторонней помощи…

Лекс не видел ни Дэйзи, ни Пашу. Медленно, как в ватном сне, он повернул голову в сторону пилота. Тот, вжав голову в плечи, не отрываясь, смотрел на Дэйзи. Рука, направлявшая эжектор на богомола, чуть поплыла в сторону.

Мастер Куриэр вскинул клешню, и из его запястья с треском вылетели три зеленых шипа длиной с человеческую ладонь. Первый воткнулся Пашке в горло, второй в плечо, третий в сердце.

Лекс прыгнул к пилоту, пытаясь подхватить тяжелеющее тело, усадить на стул, вернуть все назад.

— Вы что сделали, мать вашу? — спросил он, не оборачиваясь. — Он бы никогда не выстрелил, понимаете вы? Где санитары, что вы сидите?!

Зонц и Куриэр не пошевелились. Дэйзи чуть слышно заскулила.

— Намерение важнее действия, — сказал богомол. — Мне жаль.

Тело Пашки выгнулось судорожной дугой и рухнуло на пол. Все пальцы вывернулись чуть ли не в обратную сторону, и эжектор отлетел далеко под кровать Дэйзи.

— Что вы сидите, мастера? — заорал Лекс. — Где диагносты? Где хаджат?

— Уже не успеть, — сказал Зонц. — Контактный яд. Через две минуты изменения станут необратимы. И даже если бы мы сделали диагностику…

Лекс рванулся к своему саквояжу.

— А без диагностики слабо, чудо-лекари? — зло спросил он. — И мне очень не понравилось ваше «если бы», мастер Зонц.

— Алексей, — вдруг обратился к нему по имени Куриэр. — Нет смысла спасать этого человека.

Лекс хмыкнул. Из-под сменной одежды, полотенца, несессера он, наконец, выудил тяжелый баллончик хаджата и перочинный нож. Вернулся к Пашке и выдернул шипы из ран. Крови почти не было — из темных разрезов повеяло кислым и неживым.

— Десять лет назад я произнес слова, — сказал Лекс, — которые до сих пор для меня кое-что значат.

Разжать лезвием зубы — хотя бы на пару миллиметров…

— Там говорилось: быть всегда готовым… оказать медицинскую помощь… заботливо относиться к больному… — по чуть-чуть щель все-таки начала расширяться. Лицо Пашки стремительно синело и опухало, глаза закатились вверх, и пилот стал чем-то похож на гипа. — Действовать исключительно в его интересах, слышите, мастера?! — узкий носик баллончика уже почти пролез между резцами. — Независимо! От пола! Расы! Чего там еще? Религии! Убеждений! Принадлежности к чему бы то ни было!..

Голубая светящаяся струя заполнила рот мастера Пакса, завертелась водоворотами за его раздутыми губами, а Лекс победоносно повернулся к гипам и закончил оборванную фразу:

— Клянусь.