Обнаров

– Это я звоню тебе – заслуженный артист России Константин Обнаров! Я хочу тебе сказать, что ты – курица! Блёклая, безмозглая курица! Встречаться она со мной не будет. Да это я с тобой встречаться не буду! Ты – ничтожество! Ты – убожество! Ты… Ты кто? Ты горшки моешь! Мышь ты серая! Я не хочу тебя. Я не могу с тобой. У тебя грудь маленькая, у тебя задницы нет, у тебя ноги кривые, шея короткая, лицо глупое и глаза разные…

– Из чего я заключаю, что я тебе не безразлична. Костя, ты пьян. Надеюсь, Егор не с тобой. Ответь мне, где Егор?

– Да в Питере, в Питере Егор! Егор… Егор… Всем нужен только Егор!

– Костя, прости, у меня совсем нет времени.

В телефоне раздался нервный смешок:

– Чего у тебя нет? Давай разберемся. Куда тебе спешить? Семьи у тебя нет. Мужик, то есть я, тебя бросил. Ты даже детей к своим сорока не завела! Ты болтаешься, как… камень в торбе. Ты же никому не нужна! И после этого у тебя «совсем нет времени»? Ты сама себя слышишь?!

Задорожная раздраженно выключила телефон, сунула его в карман. По приставной лесенке поднялась в кабину.

– Неприятности? – мельком взглянув на нее, спросил Леднёв.

– Нормально, – коротко ответила Задорожная.

Она надела шлем, перебирая непослушными пальцами, долго возилась с застежками, потом привела кресло в рабочее положение, надела перчатки, тайком смахнула слезу и каким-то чужим, глухим голосом произнесла:

– Экипажу приступить к предполетной подготовке согласно контрольным листам осмотра и картам контрольных проверок.

Экипаж выполнял стандартную программу подготовки к полету. Командир движениями, доведенными до автоматизма, выполнял свою долю подготовки, четким «Принято!» отвечал на доклады членов экипажа. И все-то было хорошо, но…

Как же ей хотелось почувствовать себя просто женщиной! Как же ей хотелось расплакаться, громко, навзрыд, а не давить в себе усилием воли обиду. Как же ей хотелось пожаловаться, погоревать, чтобы потом защитили и пожалели. Но всего этого было нельзя. Слабых ее профессия выбраковывала беспощадно.

– Экипажу доложить о готовности, – голос Задорожной был бесцветным, глухим.

– Инженер к полету готов, – Вадик Жомов еще раз заботливо оглядел обширное электронное хозяйство.

– Второй пилот… – Леднев запнулся.

Задорожная ждала, тупо глядя перед собой.

– Второй пилот к полету не готов.

– Повторите!

– Второй пилот к полету не готов. Глуши двигатели, командир.

– Леднёв, что за цирк? – Задорожная наконец вышла из ступора.– Живот схватило, – он растерянно пожал плечами. – Бывает…

Сложив руки на столе на манер школьника, светило медицины Иван Иванович Барский терпеливо ждал возвращения Леднёва.

– Что там интересного? – спросил он, едва Леднёв показался на пороге кабинета. – Понос? Запор?

– Иван Иванович…

– Нет, милейший, не трудитесь выбирать. Вы совершенно здоровы. Я сначала думал, это у вас нервное. Но и с нервишками, батенька, у вас, извините, полный порядок.

Барский виновато развел руками.

– Иваныч, нельзя ей сегодня было лететь.

– Не понимаю вас, юноша.

– Только между нами. Задорожной позвонили. Вижу, сидит, точно в ступоре. Смотрит в одну точку. Губы мелко-мелко дрожат. Короче, «на автомате». Нельзя было лететь.

Барский склонился к нему, поманил пальцем.

– Я-то что в карту писать должен?

– Напиши банальный понос, отравление. Завтра полетим.

Барский встал, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.

– Я всегда говорил: бабам в авиации – не место!

Леднёв ладонями потер лицо, взъерошил волосы, с жаром произнес:– Что теперь, Иваныч? Так вышло!

По окончании натурных испытаний Задорожной полагался очередной отпуск. В отпуск ее не отпустили. В составе делегации откомандировали в США, на международный авиасалон, где Россия демонстрировала новый пассажирский лайнер – детище КБ Сурина.

Она вернулась в Москву спустя месяц. Самолет приземлился поздним вечером.

– Здравствуй, Полина! С возвращением! – Леднёв заключил ее в объятия, едва она спустилась по трапу.

– Ты на машине? Если не обременит, возьми мою сумку и отвези меня домой. Я вымотана, как сотня бурлаков!

– Есть! – Леднёв легко подхватил объемистый кофр. – Прошу, колесница ждет!

– Как твой живот? – она не сдержала улыбки. – Игорь, прости, я не поблагодарила тебя за ту отмену. Если бы не ты… Ты меня здорово выручил. Я не могла работать.

– Ерунда. Обращайся. Как слетали?

– Обычно.

Дорогой Полина молчала, рассеянно скользя взглядом по пейзажам. Все попытки Леднёва завязать разговор окончились ничем.

– Ты как, в порядке? – озабоченно спросил он, не без удивления наблюдая, как, бросив куртку прямо на пол в прихожей, не снимая обуви, Полина прошла в спальню и рухнула на постель, лицом в низ.

– Устала…

Она перевернулась на спину, раскинула руки, закрыла глаза.

– Еще два месяца, и я перестану летать. Я решила. Что скажешь, Леднёв?

Он сел рядом.

– Что случилось? Переаттестацию ты прошла.

– У меня будет ребенок.

– Как… Ты же говорила…

– Я до сих пор поверить не могу! Представляешь, Игорь?

– Это же чудо!

– Это счастье, такое, Игорь! Я не ждала, не надеялась. Это такие ощущения! Ты себе не представляешь!

– Отец, он знает?

Она качнула головой.

– Ему это неинтересно.