Обнажая ложь

Элис подскакивает и, схватив понос, уходит. Я поступаю практически так же. Поднимаюсь из кресла, иду вперед. До окна, потом обратно. Колени немного ноют. Физическая боль лишь чуть-чуть затмевает ту, что разрывает сердце, но этого достаточно, чтобы пережить необходимые для сбора минуты. Вскоре возвращается Элис. В ее руках костюм, в который я переодеваюсь. Машина ждет на закрытой парковке.

– Добрый день, миссис Финчер, – произносит водитель, открывая передо мной дверь.

Я забираюсь в теплый уютный салон, прикрываю глаза и называю адрес.

– На Двенадцатую. Шестьдесят три.

Мужчина кивает и молча исполняет приказ. Сэм вообще отличный исполнитель, поэтому по указанному адресу мы оказываемся через двадцать минут. Машина плавно тормозит в кармашке напротив невысокого многоквартирного дома. Сэм вновь открывает дверь и остается около автомобиля, пока я торопливым шагом ухожу в здание.

Дом Франчески, или как я любила ее называть Франи, самый обычный в городе. Жилой комплекс для людей среднего достатка. Она заслуживает лучшего, но моя няня, которая провела возле меня почти все мое детство и юность, предпочитает оставаться здесь, хотя я не раз предлагала ей перебраться за город в отличный коттедж.

Поднимаясь на лифте, считаю этажи. В коридоре меня встречает пара с собачкой, которая звонко тявкает, стоит мне выйти из кабины лифта. Чудом удается не вскрикнуть от испуга и обойти лающее недоразумение, мысленно сравнив это животное с Лорой. Впрочем, у меня любая собачка автоматически сравнивается с как бы подругой. Когда-то я повелась на моду и завела себе карманное чудовище, которое то и делало, что тявкало без умолку, чесалось от аллергии и гадило на диван. Передав собаку тем, кто вытерпит бесконечный хаос от животного в доме, я решила отказаться навсегда от животных, согласившись, что шума от Лоры достаточно в моей жизни. И Лора не гадит на диван.

Улыбнувшись своим мыслям, я стучу в дверь.

Шаги Франчески я слышу раньше, чем успеваю взять себя в руки и натянуть добродушную улыбку. Она открывает дверь и теплый воздух из квартиры, пропитанный кофе и булочками с корицей врезается в меня, выбивая остатки самообладания. Уголки губ дрожат.

– Ох, Бекки! Не может быть!

Я смотрю на женщину в цветастом переднике и не могу поверить своим глазам. Она так изменилась.

– Франи, – шепчу и делаю шаг, чтобы разорвать разделяющее нас расстояние.

Франческа раскрывает объятия, и я тону в ее пухлых руках.

– Малышка моя, – нашептывает женщина, поглаживая меня по спине. – Девочка моя. Хорошенькая…

Кажется, объятия длятся бесконечность и я бы стояла так и дальше, но приходится разомкнуть объятия.

– Не побеспокоила? – Голос предательски дрожит.

– Ой, нет, – качает головой Франи, открывая дверь шире. – Ну же, чего там стоишь, хорошая моя. Заходи. Как же я давно тебя не видела.

– Прости, я почти перестала тебе звонить.

– Не беспокойся, малышка. Я же не обижаюсь. Ты чего это? Плачешь?

Торопливо прикасаюсь пальцами к щекам и удивленно хлопаю мокрыми ресницами. Плачу. Да, это слезы.

– Ой, Бекки, иди-ка сюда. Садись.

Франи подводит меня к креслу и помогает сесть. Сразу же бросает на ноги шерстяной плед. Черри, ее кошка, которая отметила тринадцатый день рождения, сонно потягивается и с недовольством посматривает на меня.

– Так, Бекки, сейчас я принесу чай, и ты мне все расскажешь.

Я киваю и провожаю взглядом няню, подтягивая ноги. Она единственная, с кем я могу быть собой. И она та, кто даст мне совет. И пока я веду зрительный бой с Черри, которая точно недовольна моим присутствием, Франческа возвращается с подносом и ставит передо мной на круглый журнальный столик чашечки с чаем. Для меня с медом.

– Как ты любишь, девочка моя.

– Спасибо, – я тяну носом и получаю новую порцию медовой сладости с корицей.

Франи занимает место напротив, подтолкнув Черри с ее места, и смотрит на меня, ожидая, что я скажу.

– Не торопись, хорошо? Расскажешь, как будешь готова.

Кивнув, я жмурюсь и набираюсь духу. Спустя минуту, а может, и десять я все же рассказываю Франи о причине своего приезда. И когда мой рассказ подходит к концу, а он и не был слишком длинным, чувствую себя обнаженной и вывернутой наизнанку. Франи качает головой и едва слышно вздыхает.

– Девочка моя, как же горько слышать такие слова, – шепчет няня, сложив перед собой руки. – Максвелл… Он же такой хороший парень. Я его ребенком помню. Не понимаю, что у вас случилось, – причитает она, а на моих глазах выступают слезы. – Ох, Бекки, как же сложно.

– Он добьется развода, – заключаю после повисший тишины.

– Знаю, малышка. Потому что упрямец. И всегда добивается своего.

– Но я не хочу развода.

– И это я знаю, деточка.

– Но что мне делать? – Голос срывается на хрип.

Франческа качает головой и, наклонившись, подталкивает мне чашку.

– Попей, Бекки. Попей.

Я послушно глотаю остывающий чай, проталкивая горько-сладкий ком, и слушаю няню. Она причитает, проваливается в воспоминания, а когда в моей чашке не остается и капли, Франческа поднимает голову и смотрит на меня ясным чистейшим взором.